Обтяжнов Владимир Дмитриевич
1873- уездный предводитель дворянства Горбатовского уезда, председатель Горбатовской уездной земской управы
1897- коллежский регистратор, с Комарово Горбатовского уезда
1912- председатель управы Нижегородской губ
- помещик, занимавший в Горбатовском уезде начиная с 1872 года сразу несколько важных постов: предводителя дворянства, председателя земской управы, а также председателя воинского присутствия и присутствия по крестьянским делам
Владимир Дмитриевич Обтяжнов, занимавший в Горбатовском уезде начиная с 1872г. сразу несколько важных постов: предводителя дворянства, председателя земской управы, а также председателя воинского присутствия и присутствия по крестьянским делам. Именно выполнение обязанностей по последней из указанных должностей заставило Обтяжнова вмешаться в борьбу павловских партий, в которой он твердо встал на сторону «сорокинцев».
Вероятно, такая позиция и привела его к постоянным стычкам с поддерживавшими Варыпаева уездным исправником В.А.Рубинским и непременным членом уездного присутствия по крестьянским делам К.В.Медовщиковым. Особенно неприязненные отношения у Обтяжнова сложились с Рубинским. Предводитель и исправник всячески стремились уличить друг друга в служебных упущениях и злоупотреблениях.
Ситуация начала обостряться после того, как в мае 1874г. хитроумный Федор Варыпаев, оставив должность волостного старшины, сумел протащить на нее своего разбитого параличом брата Алексея, а сам по-прежнему продолжал распоряжаться в Павлове в силу ранее данных ему сельскими сходами широчайших полномочий в судебных, финансовых и хозяйственных вопросах. После схода 20 марта 1875г., приведшего с одной стороны к наложению ревизии на бывшего волостного старшину, а с другой к аресту (хотя и недолгому) В.А.Рубинским семерых активных сторонников Н.П.Сорокина, склока явно переросла не только местные, но и губернские рамки. В дело вмешалась центральная власть.
Шестого сентября 1875г. из Департамента полиции исполнительной Министерства внутренних дел пришло отношение на имя нижегородского губернатора графа П.И.Кутайсова с просьбой уведомить МВД о результатах павловской ревизии. Граф, мирволивший Ф.М.Варыпаеву, был все же вынужден послать телеграмму с запросом В.Д.Обтяжнову. Полученный от горбатовского предводителя ответ глава губернии счел для себя прямым оскорблением.
Обтяжнов прямо обвинил губернатора в отсутствии содействия в разрешении павловской проблемы и в предвзятом отношении к себе лично: «…я слишком осязательно убедился, что все мои старания и бескорыстные труды по крестьянским делам Горбатовского уезда не только не встречают в лице Вашего Сиятельства желаемого сочувствия, но даже низводят меня в глазах Ваших на степень какого-то интригана». Противодействием губернских властей Обтяжнов объяснял и приостановку проведения ревизии, т.к. был убежден, что каждое из его «законных представлений по селу Павлову встретит полнейший протест». Возражал предводитель горбатовского дворянства и против попыток губернатора «придать моим докладам и сообщениям совершенно не свойственный мне характер каких-то личностей, возникших будто бы между мною и Исправником г.Рубинским».
Реакция П.И.Кутайсова на послание В.Д.Обтяжнова была резкой и незамедлительной. 23 сентября 1875г. губернатор направил в Правительствующий Сенат рапорт, в котором потребовал «распоряжений о привлечении к ответственности Горбатовского Уездного Предводителя Дворянства Обтяжнова за допущенные им в официальной бумаге к Губернатору неприличные и дерзкие выражения». На следующий же день, 24 сентября, граф обратился с письмом к ответственному чиновнику МВД М.Р.Шидловскому, в котором просил, чтобы Сенат рассмотрел дело Обтяжнова вне очереди, т.к. в конце 1875г. в губернии должны состояться выборы предводителей дворянства на следующий трехлетний срок.
Масла в огонь губернаторского гнева подлило прошение В.Д.Обтяжнова об отставке, в котором он заявил, что считает для себя позором быть представителем горбатовского дворянства. И хотя слово «позор» в подлиннике было зачеркнуто и заменено на нейтральное «невозможным далее» — однако «слово не воробей, вылетит — не поймаешь», — губернатор получил новые аргументы в противостоянии со своим несдержанным в выражениях оппонентом.
Впрочем, М.Р.Шидловский в ответном письме П.И.Кутайсову от 29 сентября 1875г. предупредил начальника Нижегородской губернии, что Сенату вряд ли удастся подвести высказывания Обтяжнова под Уложение о наказаниях.
Тридцатого октября 1875 года Сенат потребовал от Обтяжнова объяснений по рассматриваемому в его отношении делу. В этих объяснениях В.Д.Обтяжнов сформулировал свои претензии к представителям уездных и губернских властей. Исправника В.А.Рубин-ского он обвинил в небрежении должностными обязанностями и манипулировании сходами в Павлове и селе Ворсма с целью поддержки проворовавшихся волостных старшин Ф.М.Варыпаева и М.А.Дурачкина, а губернатора — в игнорировании просьбы богатых павловских крестьян о переводе села на городовое положение и в отсутствии внимания к жалобам самого Обтяжнова.
Тем временем, опасаясь неблагоприятного для себя исхода сенатского расследования, губернатор решил просить руководство МВД о высылке Обтяжнова за пределы Нижегородской губернии в административном порядке. Подобные предложения сиятельный администратор озвучил уже не только в письме к М.Р.Шидловскому, но и в рапорте к самому министру внутренних дел А.Е.Тимашеву.
Опасения графа Кутайсова оказались не напрасными. 28 марта 1876г. состоялся именной указ Александра II по I Департаменту Правительствующего Сената. Дело в отношении В.Д.Обтяжнова было предписано прекратить, т.к. в его письме губернатору от 17 сентября 1875г. «не заключается каких-либо дерзких или прямо оскорбительных для губернатора слов или выражений». Сенатское расследование было завершено, однако история противостояния В.Д.Обтяжнова с начальником губернии на этом отнюдь не закончилась.
Губернатор был весьма разочарован решением сенаторов и в письме к еще одному представителю руководства МВД Н.К.Шмиту продолжал настаивать на высылке строптивого председателя земской управы «на жительство в другую отдаленную губернию», аргументируя это требование тем, «что Горбатовский уезд в настоящее время находится благодаря постоянным интригам г.Обтяжнова в положении отчаянном»; «…г.Обтяжнов своей необузданностью довел дело до того, что не только невозможно без риска командировать чиновника или ехать самому в Горбатовский уезд, но невозможно даже иметь с ним и переписку, ибо почти всякая его бумага наполнена дерзостями и оскорбительными выражениями».
Вдобавок неугомонный Обтяжнов сумел восстановить против себя ряд влиятельных представителей дворянства в губернии и уезде. На очередных выборах на должность предводителя дворянства он был забаллотирован и остался лишь председателем уездной земской управы. Дело дошло до того, что губернское дворянское собрание решило исключить его из состава дворянского сословия, но не набрало для столь крайнего решения необходимого квалифицированного большинства и ограничилось полным порицанием действий бывшего предводителя горбатовского дворянства. В ответ обиженный Обтяжнов попытался вызвать на дуэль нижегородского губернского предводителя дворянства С.С.Зыбина.
Развязка наступила после того, как в мае 1877г. одиннадцать горбатовских дворян во главе с новым предводителем дворянства С.Т.Погуляевым направили П.И.Кутайсову письмо, в котором обвинили В.Д.Обтяжнова в том, что «гоняясь за популярностью в народе и считая себя почему-то единственным его защитником, он подстрекает всех недовольных существующими порядками крестьян к жалобам и различным кляузам». Губернатор не замедлил переслать письмо противников Обтяжнова министру внутренних дел. В итоге П.И.Кутайсов все же добился своего.
Первого сентября 1877г. состоялось Высочайшее повеление о высылке председателя Горбатовской уездной земской управы Владимира Обтяжнова в одну из отдаленных губерний под надзор полиции. Последующие события смахивали на детектив с элементами комедии.
Получивший распоряжение арестовать Обтяжнова новый горбатовский исправник (Рубинский к этому времени был отстранен от службы) не смог этого сделать по причине отсутствия Обтяжнова в уезде. Оказалось, что он уехал к своей матери в сельцо Малиновку Княгининского уезда Нижегородской губернии.
Распоряжение о задержании новоиспеченного государственного преступника немедленно полетело в село Лысково Макарьевского уезда, а оттуда эстафетой в Княгинин. Однако Обтяжнова в Малиновке уже не оказалось.
Наконец после трех дней безуспешных поисков неуловимый нарушитель общественного порядка был схвачен 7 сентября 1877г. в собственном имении в сельце Комарове, откуда и был препровожден сначала в Нижний Новгород, а оттуда в распоряжение вологодского губернатора.
Оказавшись в вологодской ссылке, В.Д.Обтяжнов довольно быстро попал в затруднительное финансовое положение. Мало того, что его имения и так уже были за неплатеж процентов заложены в Московскую сохранную казну и в бывший приказ общественного призрения, так еще и среди жителей Комарова начали ходить упорные слухи, что землю ссыльного барина вот-вот секвеструют и бесплатно раздадут крестьянам. В результате желающих брать помещичью землю в аренду не обнаруживалось, и семейство ссыльного несло новые убытки.
Пытаясь уберечься от окончательного разорения сам В.Д.Обтяжнов, его мать и супруга засыпали вышестоящие инстанции прошениями если не о полном снятии наказания, то хотя бы о разрешении бывшему главе горбатовского дворянства на короткий срок приехать в родной уезд для поправки хозяйственных дел. Эти смиренные просьбы не остались втуне. Сначала министр внутренних дел разрешил Обтяжнову проживание везде, кроме Нижегородской губернии и обеих столиц, а затем 9 января 1879г. граф Кутайсов получил от Департамента полиции исполнительной рескрипт по Высочайшему повелению, которым Александр II предоставил В.Д.Обтяжнову «право повсеместного жительства без ограничений».
Однако вновь вернуться к службе в администрации Горбатовского уезда бывший предводитель дворянства сумел только в царствование Александра III, когда в последнее десятилетие Х1Хв. получил назначение на должность земского начальника 3-го участка Горбатовского уезда. К тому времени многие действующие лица драматических событий двадцатилетней давности уже сошли с подмостков местной общественно—политической сцены. В 1880г. покинул Нижегородскую губернию П.И.Кутайсов, вскоре переведенный в Варшаву начальником жандармского округа, а в 1887г. скончался Н.П.Сорокин. Вместе с новыми временами пришли и новые проблемы, заслонившие собой дела дней минувших. На повестку дня в Павлове выдвинулся артельный вопрос, в котором соперниками, а иногда и союзниками постаревшего, но не утратившего былой энергии В.Д.Обтяжнова выступали уже новые лица — А.Г.Штанге и В.Н.Зельгейм. Но это уже совсем другая история.
Николай ФЕДОТОВ. (Павловский исторический музей). опубликовано в газете «Павловский металлист»
20.12.2007г.
------------------
В.Г. Короленко. Том 8. Статьи, рецензии, очерки - с 60.
"окруженный несколькими единомышленниками крепостнического толка, сидел г. Обтяжнов.
Господин Обтяжнов, благополучно здравствующий и поныне, фигура в своем роде колоритная, и имя его еще и теперь мелькает порой на страницах газет. В одном из первых романов П. Д. Боборыкина он был выведен в роли очень либерального земца. Впоследствии, пройдя разные стадии попятного движения, он стал земцем очень ретроградным, властным земским начальником и представителем «дворянской эры». Во всех этих ролях он умел оставаться на виду и обращать на себя, правда, не всегда лестное внимание. С резким, громким, несколько скрипучим голосом, не заботящийся о приличии и такте, смелый даже в тех случаях, когда не имел ни малейшего понятия о предмете, свободный от теоретических познаний и «либеральных предрассудков», он являлся всегда представителем господствующих течений. В 70-х годах насаждал земские школы, в 80-х ратовал против них и, конечно, был непримиримым врагом земской статистики. Вообще, в его лице бытовая, стихийная реакция тех годов имела яркого представителя. При всей логической слабости его аргументации, настроение его было сильно «почвенным» сочувствием тех слоев, которым реформы того времени давали преобладание в местной жизни. Резкий голос, известная выразительность речи и чрезвычайная развязность делали его заметным оратором в собраниях всякого рода. Логически разбить его было не трудно. Но практически он оставался победителем. Немудрено поэтому, что лукояновское настроение видело в нем своего естественного и, казалось, надежного выразителя… Губернаторские сферы тоже, по-видимому, возлагали на него некоторые надежды: в его лице «практика», «земля», «знание местных условий» выступали против неудобных «теорий» и научного исследования, на которые опиралось губернское земство.
Николай Федорович Анненский, по-видимому, не знал ничего о предстоящем нападении. Он сидел на своем обычном месте, с двумя молодыми помощниками, перед которыми лежали таблицы и ведомости, — и с обычным открыто веселым видом обменивался через стол поклонами. В повестке значился между прочим вопрос о лукояновской смете. Статистика заготовила материалы.
— Слово принадлежит…
Генерал Баранов окинул взглядом собрание и любезно кивнул в конец правого стола…
— Владимиру Дмитриевичу Обтяжнову.
Владимир Дмитриевич подымается, и в зале водворяется внимательное молчание.
— Известно, — начинает г. Обтяжнов, — что в настоящее время происходит крупное разногласие между губернской управой и местными деятелями Лукояновского уезда. Местные деятели, господа дворяне, связанные непосредственно с землей, и господа земские начальники, призванные высочайшей волей охранять интересы крестьянского населения, заявляют нам решительно, что в их уезде никакого голода нет. Губернская управа держится другого мнения. Она стремится во что бы то ни стало навязать уезду ссуду, которую мужики, разумеется, пропьют за ненадобностью, а впоследствии должны будут за нее расплачиваться. Кому же поверит губернская продовольственная комиссия? Господа члены управы живут в губернском городе, и их мнение основано на работах «господ статистиков», на каком-то специальном обследовании, которое произведено «особой статистической экспедицией»…
Последнюю фразу г. Обтяжнов произносит с выражением саркастического пренебрежения и приподнимает за уголок «земскую брошюру».
— Но, господа, мы-то, местные деятели, знаем секрет этих специальных обследований. Так, например, мне лично известно, что в том участке, где я имею честь быть земским начальником, тоже побывала знаменитая экспедиция. Какие-то два молодых человека пронеслись с быстротою бури, останавливаясь лишь на земских станциях. Были они и на такой-то станции. Здесь им подали самовар, и за стаканом чаю они поговорили о том, о сем, с хозяином и ямщиками. Говорили и о пресловутом неурожае… Кое-что записали в свои записные книжки, докончили самоварчик, сели… и — след простыл! (В зале легкий смех.) Так вот-с, господа, что такое называется «обследование экспедиционным способом». Думаю, что не иначе происходило оно и в других уездах (в разных концах зала сочувственный ропот, как бы готовность подтверждения)… И вот, господа, — резко и громко заканчивает г. Обтяжнов, — труды этих никому из нас неведомых молодых людей, совершающих на земские деньги прогулки по уездам, мы должны предпочесть положительным заявлениям уважаемого лукояновского предводителя, всего местного дворянства и господ земских начальников, облеченных особым доверием монарха и стоящих, так сказать, у самых корней народной жизни.Господин Обтяжнов презрительно кидает на стол брошюрку и откидывается на спинку своего стула, видимо, взволнованный патетическим окончанием собственной речи. Он сказал все. Он сказал даже больше того, что заключалось в словах его речи. Статистика была вообще пугалом поместных дворян. Жандармский генерал то и дело строчил доносы и вчинял дознания. Молодые люди, так небрежно исполняющие свои прямые задачи, легко могли при своих стремительных разъездах сеять опасную смуту…"...
//Памятная книжка Нижегородской губ на 1873 с 207, 211
Дворянский календарь 1897 с 215
