|
|
|
 |
Замаскировав движение избранием направления, казавшегося совершенно невинным, наши флотилия появилась в Красном море как раз вовремя, чтобы захватить армаду из 12 судов, нагружённых боеприпасами и сырьём и направлявшихся в Японию. Добытый таким образом ценный груз возмещал расходы, понесённые при выполнении моего плана. Я надеялся получить высочайшую благодарность. Однако наш министр иностранных дел бросился в Царское Село с пачкой телеграмм: в Берлине и Лондоне забили тревогу. Британское министерство иностранных дел выражало «решительный протест», Вильгельм II шёл ещё дальше и отзывался о действиях нашей эскадры «как о небывалом акте пиратства, способном вызвать международные осложнения».
Министр иностранных дел настаивал на необходимости принесения извинений. Александр Михайлович недоумевал:
- С каких пор великая держава должна приносить извинения за то, что контрабанда, адресованная её противнику, не дошла по назначению? Зачем мы послали наши крейсера в Красное море, как не с целью ловить контрабанду? Что это, война или обмен любезностями между дипломатическими канцеляриями?
Государь, однако, принял сторону главы дипломатического ведомства и приказал немедленно освободить захваченные в Красном море пароходы и воздержаться в дальнейшем от подобных действий.
После этого Великий Князь, хотя и оставаясь на службе, с которой не мог уйти в тяжёлый для Родины и Государя момент, не принимал участия в войне. Лишь единственный раз он был призван за советом, когда встал вопрос об отправке на театр военных действий Тихоокеанской и Балтийской эскадр. Александр Михайлович был категорически против этого плана, считая его гибельным. Но после долгих колебаний план адмирала Рожественского был всё же одобрен на высочайшем уровне, и русские эскадры устремились навстречу Цусиме…
Поражение в войне и революция, итогом которой стало учреждение парламента, произвели на Великого Князя впечатление полной и непоправимой катастрофы. «Сын императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических убийц и тайных агентов департамента полиции, - ужасался он по объявлении Манифеста 17 октября. – Это был конец! Конец династии! Конец империи!»
Последней каплей стала измена команды собственного судна, постановившей взять августейшего командира в заложники. Даже спустя много лет Александр Михайлович с болью вспоминал об этом моменте: «Военные поражения, полный крах всех моих усилий, реки крови и – в довершение всего – мои матросы, которые хотели захватить меня в качестве заложника. Заложник – такова была награда за те двадцать четыре года, которые я посвятил флоту. Я пожертвовал всем – моей молодостью, моим самолюбием, моей энергией – ради нашего флота. Когда я разговаривал с матросами, я ни разу в жизни не повышал голоса. Я радел о их пользе пред адмиралами, министрами, государем! Я дорожил популярностью среди флотских команд и гордился тем, что матросы смотрели на меня, как на своего отца и друга. И вдруг – заложник!!! Мне казалось, что я лишусь рассудка…»
В полном отчаянии Великий Князь оставил флот и уехал за границу. От затянувшегося уныния его пробудила прочитанная в газете новость об удачном полёте Блерио над Ла-Маншем. «Будучи поклонником аппаратов тяжелее воздуха ещё с того времени, когда Сантос-Дюмон летал вокруг Эйфелевой башни, я понял, что достижение Блерио дало нам не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны, - писал Александр Михайлович. – Я решил немедленно приняться за это дело и попытаться применить аэропланы в русской военной авиации».
От собранных в своё время по всенародной подписке средств на строительство минных крейсеров после гибели российского флота у Великого Князя оставались два миллиона рублей. Через газеты он обратился к жертвователям с вопросом, не будут ли они против траты этих денег на авиацию. В ответ пришло тысячи положительных ответов. Государь также поддержал инициативу. В Париже Александр Михайлович заключил договор с Блерио и Вуазеном, по которому они обязались поставить аэропланы и инструкторов, а Великий Князь должен был организовать аэродром, подыскать учеников и обеспечивать финансовую сторону дела.
Военный министр Сухомлинов отнёсся к задуманному предприятию насмешливо:
- Вы собираетесь применить эти игрушки Блерио в нашей армии? Угодно ли вам, чтобы наши офицеры бросили свои занятия и отправились летать через Ла-Манш, или они должны забавляться этим здесь?
- Не беспокойтесь, Ваше Превосходительство. Я у вас прошу только дать мне несколько офицеров, которые поедут со мною в Париж, где их научат летать у Блерио и Вуазена. Что же касается дальнейшего, то хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
Великий Князь Николай Николаевич также отнёсся к затее пренебрежительно, но Государь дал разрешение на командировку избранных офицеров.
«Первая группа офицеров выехала в Париж, а я отправился в Севастополь для того, чтобы выбрать место для будущего аэродрома, - писал Александр Михайлович. – Я работал с прежним увлечением, преодолевая препятствия, которые мне ставили военные власти, не боясь насмешек и идя к намеченной цели. К концу осени 1908 г. мой первый аэродром и ангары были готовы. Весною 1909 г. мои офицеры окончили школу Блерио. Ранним летом в Петербурге была устроена первая авиационная неделя. Многочисленная публика – свидетели первых русских полётов – была в восторге и кричала «ура». Сухомлинов нашёл это зрелище очень занимательным, но для армии не видел от него никакой пользы.
Три месяца спустя, осень 1909 года, я приобрёл значительный участок земли к западу от Севастополя и заложил первую русскую авиационную школу, которая в 1914 году стала снабжать нашу армию лётчиками и наблюдателями».
Как и накануне войны с Японией, летом 1914 мало кто верил в неизбежность войны. И посол России в Париже Извольский, 30 лет отдавший дипломатической службе, с удивлением спрашивал заторопившегося в Россию Великого Князя:
- Отчего Ваше Императорское Высочество так спешит вернуться в Санкт-Петербург? Там же мёртвый сезон… Война? Нет, никакой войны не будет. Это только слухи, которые время от времени будоражат Европу. Австрия позволит себе ещё несколько угроз. Петербург поволнуется. Вильгельм произнесёт воинственную речь. И всё будет через две недели забыто.
Александр Михайлович думал иначе и успел возвратиться на Родину перед самым объявлением войны, названной им самоубийством целого континента.
Война подтвердила справедливость оценки Великим Князем роли авиации. Вопреки прежнему скепсису руководителей военного ведомства, в войне нового типа она стала весьма значимой силой. В качестве шефа Императорского ВВФ Великий Князь отправился на фронт. Накануне революции он писал о состоянии авиации: «Если о нашей боеспособности можно было судить по развитию воздушных сил, то дела наши на фронте обстояли блестяще. Сотни самолётов, управляемые искусными офицерами-лётчиками и вооружённые пулемётами новейшего образца, ожидали только приказа, чтобы вылететь в бой. Летая над фронтом, они видели за фронтом противника признаки отступления и искренно желали, чтобы Верховный Главнокомандующий одержал наконец победу в собственной столице. Это были прекрасные молодые люди, образованные, преданные своему делу и горячие патриоты. Два с половиной года тому назад я начал свою работу в салон-вагоне, в котором помещались и моя канцелярия, и наши боевые силы. Теперь целый ряд авиационных школ работал полным ходом, и три новых авиационных завода ежедневно строили новые самолёты в дополнение к тем, которые мы непрерывно получали из Англии и Франции».
Всему этому положила конец революция, которой так опасался Александр Михайлович. В то время, когда армия мечтала о победе над врагом, политиканы грезили о революции, и успехи армии были им не нужны. «Можно было с уверенностью сказать, - отмечал Великий Князь, - что в нашем тылу произойдёт восстание именно в тот момент, когда армия будет готова нанести врагу решительный удар». Тяжело переживая исполнение самых мрачных предчувствий, Александр Михайлович вначале всё же надеялся продолжать свою службу: «Я любил родину и рассчитывал принести ей пользу, будучи на фронте. Я пожертвовал десятью годами жизни для создания и развития нашей военной авиации, и мысль о прекращении привычной деятельности была для меня нестерпима». Этому желанию не суждено было сбыться. Великому Князю пришлось вначале бежать из Киева, где располагался его штаб, затем пережить арест в собственном имении вместе с женой и тёщей, вдовствующей Императрицей Марией Фёдоровной, у которой большевики при обыске отобрали Библию, и, наконец, чудом избежав смерти, покинуть пределы Родины. За рубежом Александр Михайлович занимался археологией. Он состоял Почётным Председателем Союза Русских Военных Лётчиков, Парижской кают-компании, Объединения чинов Гвардейского экипажа и был покровителем Национальной Организации Русских Разведчиков (НОРР).
Страницы: 1 2 3 4 5 6 #
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
