Л.В.Серова
"В НАЧАЛЕ ЖИЗНИ ШКОЛУ ПОМНЮ Я..." 
Мы нуждаемся не столько в научном образовании, сколько в воспитании нравственном, в приобретении привычки к размышлению, внимательному отношению к жизни... (Самюэль Смайлс) Жизнь дана нам судьбой. Мы входим в неё, наделённые определёнными задатками. Но развить природный дар, построить интересную, насыщенную делами и событиями жизнь - задача, которую каждый решает сам с помощью семьи, школы, друзей. Школа всех уровней, несомненно, очень важный инструмент формирования личности. Она даёт не только знания, но и круг общения, часто сохраняющийся до конца дней, закладывает уверенность или неуверенность в себе. <...>
Представленная здесь фотография сделана в первый послевоенный учебный год для газеты "Известия". Я стала её персонажем случайно, просто потому, что Соня Кононова, прошедшая войну и награждённая орденами, и я учились у одной замечательной учительницы, Анны Николаевны Ликиной, в 610 школе в Москве, на Сретенке. Соня была тогда в 11-м классе, готовившем будущих учителей. Мне неслучайно хотелось написать слово "Школа" с большой буквы, именно такой - единственной и очень важной стала она в те тяжёлые годы.
 Как бы мы ни переделывали школу, ни переписывали учебники, толку не будет (по аналогии со знаменитым квартетом из басни Крылова), даже наоборот: ведь любые перемены требуют от учащихся привыкания, которое всегда проходит болезненно. Ситуация меняется, когда в школе появляется Личность, Учитель, воздействующий на детей не только строгостью или лаской, а, говоря словами Ромена Роллана, "всем своим существом". "Есть люди, - пишет он, - которые излучают вокруг себя какое-то умиротворение - так действуют их жесты, безмолвное прикосновение их ясной души". Именно таким человеком была моя первая учительница Анна Николаевна Ликина, озарившая наше послевоенное детство светом добра, согревшая наши души в нелёгкие годы. Мне всегда были особенно близки учителя литературы: Мария Николаевна Пастухова, Владимир Александрович Померанцев, Варвара Илиодоровна Бимбирекова; год за годом они вводили нас в удивительный мир русской литературы... В 5-м классе Мария Николаевна поставила мне за год четвёрку по русскому, хотя "арифметически" натягивалась пятёрка. На мою обиду (это была моя единственная четвёрка, а другой девочке Мария Николаевна при тех же отметках поставила 5) она сказала: "Ты можешь лучше, постарайся". И оказалась права: отметки давно забылись, а этот урок я вспоминаю до сих пор и стараюсь. В 10-м классе на весенние каникулы Варвара Илиодоровна повезла нас в Ленинград. Мы жили в школе на Невском проспекте около Дворцовой площади, спали в учительской: мы - на полу, а Варвара Илиодоровна - на диване . Что и где мы ели - не помню. Всё это пустяки по сравнению с Русским музеем, Эрмитажем, спектаклями в Александринке и Мариинке, мы попали даже в Таврический дворец на бал для лучших десятиклассников ленинградских школ. И всё это сумела организовать Варвара Илиодоровна. Наверное, ей далось это нелегко, тем более, что была она далеко не молода и сильно хромала. Да и мы по молодости лет, наверное, не всегда умели выразить благодарность. Конечно, хорошие учителя есть всегда, есть они и в наши дни. И там, где они появляются, школа озаряется их светом. Один из крупнейших математиков академик Андрей Николаевич Колмогоров в молодости работал школьным учителем и на всю жизнь сохранил интерес к проблемам школы.  Его идеями и трудами была создана физико-математическая школа-интернат при МГУ, и он же стал её постоянным лектором. "Прослеживая биографии известных учёных, - писал академик Колмогоров, - мы почти всегда найдём школьного учителя, обратившего на способного ученика особое внимание, первого научного руководителя, указавшего подходящую тему самостоятельного научного исследования.., заметим нескольких друзей-сверстников, поддерживавших друг друга в творческих занятиях". С любовью и благодарностью вспоминал он частную гимназию Е.А.Репмана, в которой когда-то учился. Гимназия была основана группой молодых учителей, многие из которых сами увлекались наукой и одновременно преподавали в университете. Под их влиянием школьники соревновались между собой в изучении не только основного, но и дополнительного материала. Сам Колмогоров кроме математики серьёзно увлекался биологией и историей, занимался в семинаре по новгородской истории и продолжал эти занятия, уже учась в университете. Нашими учителями могут стать не только школьные и институтские педагоги, коллеги по работе, но и авторы хороших книг, написанных, может быть, за десятки и сотни лет до того, как мы появились на свет. Было бы желание учиться! Хорошо, когда учителями оказываются руководители учреждений, организаций, воинских соединений. К сожалению, это бывает нечасто, и даже небольшие начальники редко спускаются к подчинённым со своего олимпа. Но бывают и исключения. Есть удивительная книга Н.Остроумова о первом генерал-губернаторе и командующем войсками Туркестанского края Константине Петровиче фон Кауфмане, вышедшая в Ташкенте в 1899 году. Может быть, это единственная книга, написанная школьным учителем о генерале, руководителе большого края. Дело в том, что Н.Остроумов - учитель, а потом директор Ташкентской гимназии, одного из любимых детищ Кауфмана, имел возможность регулярно беседовать с генерал-губернатором о проблемах образования. Возвращаясь домой, он каждый раз записывал беседу, из этих записей и получилась книга объёмом более 200 страниц. Похоже, книга больше пылится на библиотечной полке и её вряд ли читают люди, определяющие сегодня судьбы образования и воспитания новых поколений россиян. А жаль. В ней много полезных, конструктивных идей, которые пригодились бы и в наши дни, особенно там, где по-прежнему остры национальные проблемы. А может быть, они потому и остры до сих пор, что о них не думают на этапе организации образовательного процесса, с самых первых его шагов. Как удивительно говорил об этом сам Кауфман: "Только народное образование способно завоевать край духовно: ни оружие, ни законодательство не могут сделать этого, а школа может..." В только что покорённом крае генерал-губернатор исходит в своих делах из принципа уважения к местному населению, его привычкам и обычаям. Он заботится не только о распространении русского языка среди местных жителей, но и об изучении русскими местных языков, принимает решение не допускать вмешательства русских инспекторов в работу мусульманских школ, выступает против запрета носить местную одежду в русских школах. Кауфман всячески поддерживает идею совместного воспитания русских и местных детей, предлагая "для устранения вредного в экономическом и политическом отношениях обособления школ мусульманских от русских принять в основание воспитания не религиозные различия, а одни и те же правила, при помощи которых можно было бы детей православных жителей Туркестана и детей мусульман сделать одинаково полезными гражданами России..." Неся на своих плечах заботу об огромном и сложном крае, генерал-губернатор никогда не отказывает в приёме даже приехавшему из провинции преподавателю начального училища, участливо расспрашивает его о делах училища и личном житье-бытье. Очень часто он сам без всякого предупреждения и ненужной торжественности приезжает в разные учебные заведения: разговаривает с детьми, непременно пробует пищу на кухне и даже проверяет чистоту белья в спальнях. Кауфман считал необходимым сближение школы и общества. Для этого были организованы регулярные открытые педагогические беседы, о которых заранее оповещала газета "Туркестанские ведомости". В 1879 году в доме генерал-губернатора состоялось открытие Общества вспомоществования бедным учащимся ташкентских учебных заведений. Очень важным Кауфман считал и выбор школьных учебников. Например, говоря об учебнике русской истории, он заметил, что его надо написать так, чтобы входящим в состав России народам захотелось жить в этой стране, несмотря на все её беды в прошлом и настоящем... Может быть, потому, что мы учились в послевоенные годы - трудные, но овеянные духом Победы, нам легко прививался патриотизм, гордость за страну. Мы болели её болями, радовались праздникам. В истории каждой страны есть тёмные и светлые страницы. Надо понять тёмные (чтобы они реже повторялись, вообще без них - невозможно) и чаще вспоминать светлые, любить отчизну такой, какая она есть. Как удивительно об этом сказано у Блока: "О, нищая моя страна, что ты для сердца значишь?" Человек должен адаптироваться к условиям, в которых живёт, без этого жизнь давно бы исчезла. В горах он приспосабливается к кислородному голоданию, в пустыне - к жаре, на севере - к холоду. Точно так же в обществе необходима социальная адаптация. Это не приспособленчество, не "колебания вместе с линией", а приспособление, позволяющее достойно выжить в тех условиях, в которые тебя поставила судьба. За советские 70 лет, как, впрочем, и в любой другой период русской истории, таких людей было очень много, и среди них - наши учителя. Светлая им память. Эволюция жизни на Земле - путь постепенного развития мозга, высшей нервной деятельности и как результат возникновение сферы разума, окружающей нашу планету, - ноосферы по Вернадскому и Шардену. Какое же будущее может быть у государства, которое, как у нас сейчас, ценит интеллект и высокие знания ниже простого труда, не требующего квалификации, где выпускники вузов становятся секретарями и продавцами, потому что эта работа в отличие от карьеры учителя, библиотекаря, научного работника хорошо оплачивается и позволяет содержать семью?! Наша сегодняшняя школа перегружает молодого человека знаниями, но не готовит к жизни. Сокращая программу, очередные реформаторы обычно начинают с предметов, дающих общую культуру, формирующих нравственность, прежде всего - с классической литературы. Вместо того чтобы учить размышлять и жить среди людей, берут за основу чисто механические навыки - систему тестов. Уверяют, что это ориентир на достижения Запада. Не вступая в дискуссию о том, в какой мере нам нужны эти достижения, сошлюсь только на книжку "Что должны знать учителя". Это - перевод материалов конференции, собравшей лучших американских педагогов. Никто из них не говорит о тестах без раздражения. Например, Эрнст Бойер, президент фонда Карнеги по развитию образования, пишет: "Меня очень беспокоит засилье тестов. Они опасны тем, что сводят личность учащегося к числам, отражающим не то, кем он является, а его способности делать пометки на бумаге, чего может добиться после некоторой тренировки даже шимпанзе... Существуют не только вербальные способности, есть ещё способности пространственные, эстетические, интуитивные, социальные... Неужели эти качества менее важны в жизни, чем способность вспомнить слово или число?.. Как получается, что, используя такие средства оценки, мы пренебрегаем потенциальными способностями детей?" Меня, как бабушку двух внуков и физиолога, изучавшего развитие поведенческих реакций, больше всего волнует тот факт, что у детей всё меньше остаётся времени для досуга, для работы над собой, для общения с друзьями. И это в самое важное время жизни, когда формируется личность. А ведь работая над собой, можно достичь очень многого, даже в тех случаях, когда человеку почему-то не удалось кончить не только институт, но и школу. История знает много замечательных самоучек. Среди них - великий гражданин Америки Бенджамин Франклин (1706 - 1790), внесённый в список величайших представителей человечества. Жизнь его сложилась так, что в школе он проучился в общей сложности менее двух лет и уже десятилетним начал помогать отцу в мастерской - отец занимался тогда изготовлением свечей и варкой мыла. Видя, что это занятие мальчику не по душе, отец, не имевший никакого специального образования, зато имевший здравый смысл, использовал очень интересный педагогический приём: он стал брать сына с собой на прогулки, где показывал плотников, каменщиков, токарей и других мастеров за работой, чтобы обнаружить его склонности. В конце концов остановились на печатном деле, учитывая тягу ребёнка к чтению. Так 12-летний Бенджамин Франклин стал подмастерьем печатника. Работа дала мальчику доступ к книгам - от самых простых до открывающих высоты человеческой мысли и через самообразование позволила стать учёным-энциклопедистом, просветителем и активным государственным деятелем в одном лице. Были, конечно, ещё удивительное трудолюбие, серьёзное отношение к жизни и убеждение в том, что именно "истина, искренность и человечность в отношениях между людьми имеют громадное значение для счастья жизни". В молодости он составил для себя перечень добродетелей (воздержание, молчание... - сего 13) и решил научиться им. Так как освоить всё сразу было трудно, он решил действовать последовательно, для чего составил специальный график, в котором отмечал, что и когда удалось сделать. Эта идея и график, описанные Франклином в "Автобиографии", могут показаться смешными и наивными, если не знать, каких результатов ему удалось добиться. В 1835 году выдержки из житейских советов Франклина были изданы в России маленькой хорошо иллюстрированной книжечкой для детей. Экземпляр, который мне дали в библиотеке, похоже, был зачитан до дыр, а на самодельной обложке детской рукой очень старательно и красиво написано: "Трудолюбие, умеренность и промышленность. Нравоучения для детей. Из сочинений Франклина". Очень полезные нравоучения: "Работай сегодня, потому что ты не знаешь, что тебе может помешать завтра"; "снимай рукавицы, бери в руки свои инструменты; помни, что кот в перчатках не поймает мышь"; "Если любишь жизнь, не теряй время зря, потому что жизнь состоит из времени". Достигнув огромных успехов, мировой известности и всеобщего признания, Франклин до конца дней называл себя типографом: не писателем, не учёным, не дипломатом, а только типографом. Именно это написано на его надгробном камне в эпитафии, которую он когда-то во время болезни сочинил:  "Здесь лежит тело типографа Бенджамина Франклина, как переплёт старой книги, лишённой своего содержания, своей надписи и позолоты, в снедь червям; но сочинение само не пропало, оно, как он уповает, когда-нибудь опять в свет покажется в новом лучшем издании, исправленное и украшенное сочинителем". Конечно, в любой ситуации, имея характер и волю, можно найти себя, но всё же хотелось бы, чтобы и общество хоть немного поддерживало материально и морально людей талантливых, умных и просто добросовестных. Несколько лет назад в деревне, где мы жили летом, я разговорилась с молодым человеком, приходившим устанавливать электрический счётчик. Он окончил школу и институт в Ташкенте. Сумел поступить в аспирантуру в Петербурге. А потом не выдержал непомерной платы за жильё. Родители перебрались в Россию, в небольшой город Тульской области. Он приехал к ним и начал преподавать в школе с зарплатой 1800 рублей. Согласитесь, что, даже не имея своей семьи (как в его случае) жить с родителями на такие деньги нельзя - стыдно. И он занялся более практичным делом, а ведь имел способности для занятий наукой, да и учителем (судя по тому, с какой любовью он вспоминал школу) был хорошим. Можно, конечно, быть выше и сильнее таких обстоятельств, но иногда трудно. * * * У Дмитрия Сергеевича Лихачёва есть очень хорошее выражение: "образование, подчинённое задачам воспитания". В статье "О национальном характере русских" он пишет:  "Я мыслю себе ХХI век как век развития гуманитарной культуры, доброй и воспитывающей, закладывающей свободу выбора профессии и применения творческих сил. Образование, подчинённое задачам воспитания, разнообразие средних и высших школ, возрождение чувства собственного достоинства,.. возрождение репутации человека как чего-то высшего, возрождение совестливости и понятия чести..." Прошла уже десятая часть ХХI века. Стало ли лучше? Скорее - наоборот. Разнообразных школ сколько угодно - только разнообразие ведь бывает разным: и хорошим, и (в последнее время чаще) плохим. Власти увлечены очередной школьной реформой и идеей наукограда в Сколково. А чувство собственного достоинства, репутация, понятие чести всё больше становятся редкостью. Слава Богу, что рядом ещё есть люди, которым они не чужды... * * * Очень важным моментом для развития личности является равенство возможностей, к сожалению, в значительной мере утерянное у нас в последние годы. Обсуждая "мифы о генетическом предопределении", Феодосий Добжанский пишет: "Равенство возможностей необходимо, потому что люди различны.  Цель такого равенства не в том, чтобы сделать всех одинаковыми, а в том, чтобы помочь каждому человеку реализовать свои общественно полезные потенции". Он указывает на некоторые моменты, определяющие успех или неуспех отдельной личности. Первый из них достаточно случаен - соответствие избранной карьеры генетически обусловленным способностям индивида. Но остальное зависит от человека - способность и желание учиться у других людей и извлекать уроки из собственного опыта, а также обращение к богатствам культуры, созданной человечеством. Конечно, культура не наследуется, каждый усваивает её сам, всё зависит от того, что он выбирает и усваивает.  Оглядываясь на свою жизнь, думаю, что многое определяет природное любопытство, правильно "сориентированное" в детстве, в моём случае - бабушкой. Любопытство "гонит" заглядывать во всё новые "миры": высокой музыки, живописи, поэзии, путешествий. И это помогает, когда кругом "темно и сыро". В той же научной работе, - чем больше ты читаешь, тем интереснее работать. Я говорю именно об интересе, а не об успешности. Что касается последней, - я часто думаю, как нелегко тем, кто сегодня ищет себя в науке, в серьёзном искусстве... А иногда думаю, что было бы сегодня, например, с Ломоносовым, приехавшим в Москву. Взяли бы его в Сколково?! Интересно, что моя программа выделила слова "наукоград" и "Сколково" красным - как незнакомые (чужие). Может быть, неспроста?.. * * * Из исследователей ХХ века, занимавшихся проблемами человека, мне особенно близки два: физиолог (а до этого - богослов) Алексей Алексеевич Ухтомский и социолог Питирим Сорокин. Они окончили один и тот же Петербургский университет, много работали и писали. Ухтомский, оставаясь в России до конца дней, Сорокин - покинув её после революции. Их "стартовые позиции" были очень разными: Ухтомский родился в княжеской семье, а Сорокин в бедной крестьянской, - а вот результат (если оценивать его по объёму и ценности научных достижений) оказался похожим, да и область интересов была близкой. Их книги читаются и переиздаются спустя десятилетия после смерти авторов, хотя научная литература обычно быстро стареет... Алексей Алексеевич Ухтомский родился в 1875 году недалеко от города Рыбинска в семье землевладельца Алексея Николаевича Ухтомского, происходившего из старинного княжеского рода, и его жены Антонины Фёдоровны. С первых лет жизни мальчика воспитывала тётя, сестра отца Анна Николаевна Ухтомская, которую он в автобиографии называет "главною воспитательницей и спутницею". Учился он в Рыбинской гимназии, а потом в Нижнем Новгороде в кадетском корпусе, который когда-то закончил его отец. Здесь возникло первое увлечение математикой, её преподавал И.П.Долбня (впоследствии известный профессор), который имел "очень глубокое воспитательное влияние" на мальчика. Следующим этапом образования становится Московская духовная академия, где Алексей Алексеевич занимается "теорией познания и историческими дисциплинами". И серьёзно задумывается о духовной карьере и даже об уходе в монастырь. В 1897 году, учась в академии, он делает такую запись: "Моё истинное место - монастырь. Но я не могу себе представить, что придётся жить без математики, без науки. Итак, мне надо создать собственную келью - с математикой, с свободой духа и миром". В 1898 году Ухтомский защищает диссертацию на тему "Космологическое доказательство Бытия Божия", и именно работа над ней ставит "настоятельно на очередь ближайшее изучение физиологии головного мозга, нервной деятельности вообще, а также физиологии поведения". Он образно формулирует свою цель так: "анатомия человеческого духа до религии включительно!" Оставив духовную карьеру, Ухтомский в 1900 году поступает на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета "для изучения физиологии и подготовительных к ней дисциплин". Через три года начинает работать под руководством замечательного физиолога Николая Евгеньевича Введенского, ещё через год появляется первая научная работа Ухтомского-физиолога, а через семь лет - работа, которую он сам называет главной, поскольку она была первой ступенью к развитому позднее учению о доминанте, принесшему ему мировую известность. После революции Ухтомский никуда не уезжает. Он активно работает: пишет основные работы о доминанте и в то же время организует несколько лабораторий по совсем новой специальности - физиологии труда. В 1925 - 1929 годах он руководит биологическим отделением Ленинградского университета, в 1934 году создаёт Физиологический институт при университете и возглавляет его много лет. К классической основе русской физиологии - триаде: Сеченов, Павлов, Введенский - по праву добавляется имя Ухтомского. Физиология для него - один из источников знаний о человеке, наряду с философией, поэзией, религией. К нему как физиологу в полной мере можно отнести слова, сказанные им самим об Иване Петровиче Павлове: он "был представителем того поколения, которое было чем-то вроде итало-французского ренессанса на русской почве. Освобождение человеческого лица, провозглашение доверия к его натуральным побуждениям, реабилитация страсти и инстинкта, как двигателей "здорового легкомыслия" натурального человека... - вот черты запоздалой у нас эпохи Джордано Бруно и Декарта". До конца жизни Алексей Алексеевич Ухтомский сохранил облик человека церкви (студенты подозревали, что под одеждой он носит вериги), в делах и поступках оставался, по свидетельству очевидцев, Дон Кихотом, жил и работал в созданной им самим "келье... со свободой духа". Но к нему как-то сами собой (вряд ли он этого добивался) "приходили" чины и звания. Он стал действительным членом Академии наук, лауреатом Ленинской премии, президентом Ленинградского общества естествоиспытателей и даже (в 1920 году) депутатом Петроградского совета рабочих депутатов, куда его выдвинули слушатели созданного им рабфака при университете. В речи по поводу этого избрания он, между прочим, сказал: я "... всегда был далёк от политической деятельности... Поэтому буду ждать с нетерпением, когда истечёт мой срок депутатства, дабы меня заменил более способный и достойный деятель... А пока я буду работать в меру моих сил, как будет позволять моя совесть, и дай Бог, чтобы из нашего начинания было для нашего общего дела только добро". Алексей Алексеевич Ухтомский воспринимал общественную деятельность, как обязанность, которую не очень любил, но как долг свято выполнял. Летом и осенью 1941 года он организовал эвакуацию многих учеников и сотрудников в Елабугу и Саратов, а сам остался в городе, продолжая эксперименты и семинары; уже смертельно больной готовил к печати лекции. 31 августа 1942 года он умер в осаждённом Ленинграде... История жизни Питирима Сорокина, рассказанная им самим в книге "Дальняя дорога", поспорит с любым детективным романом. Он родился в крестьянской семье, "на севере Руси в Яренском уезде Вологодской губернии среди народа коми". Первым жизненным впечатлением мальчика стала смерть матери. После этого отец, хороший ремесленник, начал пить. Мальчику было 11 лет, когда они с 14-летним братом ушли из дома и начали жизнь бродячих ремесленников. Несколько лет переходили из деревни в деревню, выполняя "малярные и декоративные работы в церквях". Много лет спустя, оглядываясь на этот период своей жизни с позиций социолога, Сорокин напишет: "Наша жизнь представляла собой нескончаемый поток встреч и взаимодействия с новыми людьми, новыми обычаями. В этом смысле она была лучшей школой для умственного и нравственного развития... она была несравненно богаче, чем жизнь многих городских детей, ограниченная очень узким опытом, приобретаемым за время перехода от детского сада до института". Удивительнее всего, что при таком образе жизни мальчик умудрялся читать, "... прочёл Пушкина, Гоголя, Тургенева, Толстого и Достоевского и кое-что из переводной классики". В школу он поступил случайно: пошёл посмотреть, как сдают экзамены, и, удивившись простоте вопросов, сам пошёл отвечать. Учился хорошо, и ему определили стипендию. Теперь бродяжничество и работу можно было бросить. После окончания школы губернские и школьные власти выделили ему ещё одну стипендию - для учёбы в учительской семинарии в Костроме.  Недоучившись в семинарии (он увлёкся идеями социал-революционеров и был арестован), Питирим Сорокин отправляется в Петербург, часть пути едет "зайцем", в качестве оплаты за проезд помогая проводнику. В столице устраивается репетитором "за угол и еду" и начинает ходить на вечерние курсы - 15 вёрст в одну сторону пешком (из-за отсутствия денег) шесть раз в неделю! А вспоминает он об этой тяжёлой жизни так: "Несмотря на материальные трудности, печали и испытания духа, присущие каждой человеческой жизни, мир казался мне прекрасным... Я, как губка, жадно впитывал бе ссмертные достижения человеческого гения в науке и технике, философии и изящных искусствах, этике и праве, политике и экономике
Через несколько лет Сорокин поступает в только что открывшийся Психоневрологический институт, а затем переходит на юридический факультет Петербургского университета, где остаётся и после окончания, до эмиграции из России в 1922 году. Он много лет живёт в Соединённых Штатах Америки, преподаёт в разных университетах (Миннесота, Гарвард), занимается литературной деятельностью, создаёт Гарвардский исследовательский центр по созидающему альтруизму. Его цель - изучение истоков любви, добра, истинного героизма...".
Истории жизни двух замечательных людей, прошедшие перед нашим мысленным взором, говорят, прежде всего о том, что люди с выдающимися способностями (по образному выражению Феодосия Добжанского, "генетически хорошо экипированные") есть во всех слоях общества. Наши герои, начинавшие жизнь на разных полюсах общества, пришли в конце концов в один и тот же университет, а позднее достигли доступных немногим высот человеческого духа. Выбрав разные, хотя и близкие специальности (Ухтомский называл социологию высшей ступенью опыта сравнительно с физиологией человека) они даже и проблемы выбрали сходные: понимание механизмов "продуктивного поведения", природы любви и добра. Получается, что не обладая равенством исходных позиций, они всё-таки имели в России тех лет равенство возможностей, так нужное каждому для становления личности... Среди записей Алексея Алексеевича Ухтомского есть такая: "Место свободной воли человека в мире можно представить себе так: маленький участок мировой жизни дан в распоряжение человека, так что он может распорядиться в ней подобно тому, как в остальном великом целом распоряжается Бог. При этом человек постоянно убеждается, что Бог распоряжается наилучше; поэтому в своём маленьком участке человек видит себя принуждённым постоянно возвращаться на общий путь мировой жизни, в своих распоряжениях видит идеалом Божьи распоряжения... Таким образом, человек постоянно возвращается всё-таки к Богу, но он может вернуться к нему лишь свободно..." * * * Родившись в нищете, потеряв в самом раннем детстве мать и живя с вечно пьяным отцом, всё же можно было в результате многолетних личных усилий стать одним из выдающихся мыслителей ХХ века - Питиримом Сорокиным. Но есть множество обратных примеров, когда человек, всё получивший при рождении, растрачивает своё богатство по пустякам. Призраков суетный искатель, Трудов напрасно не губя, Любите самого себя, Достопочтенный мой читатель! - так полушутя советовал Пушкин. Цените свою жизнь, воспринимайте её как подарок судьбы, и тогда будет желание каждый день двигаться вперёд, находить счастье "в заданных обстоятельствах" - в своей судьбе. Меня всегда удивляло появление такой личности, как Антон Павлович Чехов, - в небогатой купеческой семье, в крохотном домике приморского Таганрога, его путь через медицину и Чехонте к тому, кем он стал. Есть замечательное, на мой взгляд, письмо,  написанное Чеховым-гимназистом брату, назвавшему себя (тоже в письме) "ничтожным и незаметным братишкой". "Ничтожество своё сознаёшь? - пишет Чехов. - Не всем, брат, надо быть одинаковыми. Ничтожество своё сознавай знаешь где? Перед Богом, пожалуй, перед умом, красотой, природой, но не перед людьми, среди людей надо сознавать своё достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожество. Не смешивай "смиряться" с сознанием собственного ничтожества". Может быть, такое отношение к жизни само собой вырабатывается в трудовых многодетных семьях. Видя, как нелегко достаётся хлеб, человек уже не может относиться к судьбе легкомысленно, а житейские трудности воспринимает как естественные и неизбежные. "Никакая эволюция в жизни народов не может быть создана иначе, чем путём индивидуальных усилий", - говорил замечательный географ и популяризатор знаний о Земле и человеке Элизе Реклю. Одна капля не видна, но без неё нет большой воды. Так что работай, неси свою каплю в океан - в этом смысл жизни. Элизе Реклю родился в 1830 году на юге Франции в небогатой семье пастора. Детей было восемь, и родители сами учили их, обращая, как он вспоминает, особое внимание на нравственное воспитание. Ещё подростком он начал путешествовать по Европе, пешком с котомкой за плечами. Часто в дороге питался одним хлебом и спал под открытым небом, но видел мир и был счастлив. В 1854 году он поступает поваром на парусное судно, идущее в Новый Орлеан. Прибыв на место, работает - сначала подёнщиком в гавани, потом учителем в семье плантатора. Много читает, начинает путешествовать по Америке и писать о путешествиях. Один, нагрузив нехитрый багаж на осла, он проходит пешком Колумбию, Гвиану, некоторые районы Анд... Вернувшись в Европу, Реклю живёт во Франции, потом в Бельгии, преподаёт как географ (не имея специального образования), пишет замечательные многотомные книги: "Земля", "Всеобщая география. Земля и люди", "Человек и Земля", в конце жизни организует Географический институт при университете в Брюсселе. Достигнув мировой известности и материального благополучия, продолжает жить так же просто, как жил, а излишек денег отдаёт нуждающимся и на содержание библиотеки Института. "В отдельной человеческой личности, - пишет Элизе Реклю, - в этом первичном элементе общества должно искать ту побудительную силу, которая в окружающей среде перерабатывается в волевые проявления, служит для распространения идей и принимает участие в действиях, изменяющих ход развития наций..." Огромные возможности человеческой личности, увлечённой поиском знаний и твёрдо идущей к цели, он показал на своём примере, добившись так многого самостоятельно. В многодетной трудовой семье вырос и замечательный русский химик Дмитрий Иванович Менделеев. Правда ему, в отличие от Элизе Реклю, судьба "подарила возможность" получить высшее образование (он окончил Педагогический институт в Петербурге), но его деятельность выходила далеко за пределы этого образования.  "Гениальный химик, первоклассный физик, - писал о Менделееве его современник, известный химик Л.А.Чугаев, - плодотворный исследователь в области гидродинамики, метеорологии, геологии, в различных отделах химической технологии (взрывчатые вещества, нефть, учение о топливе и др.)... глубокий знаток химической промышленности и промышленности вообще, особенно русской, оригинальный мыслитель в области учения о народном хозяйстве, государственный ум, которому, к сожалению, не суждено было стать государственным человеком, но который видел и понимал задачи и будущность России лучше представителей нашей официальной власти... Он умел быть философом в химии, в физике и в других областях естествознания, которых ему приходилось касаться, и естествоиспытателем в проблемах философии, политической экономии и социологии". Достигнув мировой известности, Дмитрий Иванович сохранил в быту скромные привычки, а в общении с людьми - самые твёрдые принципы и верность заповеди, основному наследству, доставшемуся от родителей: "правда, труд и прощение". Говоря о смысле жизни и истинных ценностях, Дмитрий Сергеевич Лихачёв вспоминает исследователя, который опубликовал статью о нервных и психических заболеваниях в лагере на Соловках. Среди них автор выделил особое психическое заболевание (название его Лихачёв забыл), при котором люди постоянно были озабочены тем, как "обойти" других: занять лучшее место на нарах, схватить большую пайку хлеба, найти выгодные знакомства. Они были сосредоточены только на этом. И, как ни странно, именно эти люди погибали раньше других - тех, кого они "обходили". А рядом с ними были люди, сохранявшие своё человеческое достоинство, "думавшие и осмыслявшие своё бытие в широком масштабе". Как правило, они выживали чаще, а выжив, оставались Людьми. Не то же ли самое видим мы вокруг, а в последние годы особенно ярко. И то, что борьба идёт не за пайку лагерного хлеба, а за "бутерброд с икрой", делает картину ещё более неприглядной. Из нашего языка куда-то вдруг исчезли понятия чести, совести, верности принципам, порядочности, благородства. За большую зарплату человек готов назвать чёрное белым, стало быть, верность принципам для него менее важная жизненная потребность, чем вкусно поесть и хорошо одеться; при этом речь обычно идёт не о самом необходимом, а об излишках. Такого человека надо бы пожалеть. А ему завидуют. Вот в чём беда. Ведь именно эти непопулярные сейчас качества делают нас людьми. Конечно, все мы разные. Даже внутри одной семьи. Каждый выбирает что-то своё из общих наставлений родителей, потом выбирает свои книжки, своих друзей, свою работу, досуг. Так важно правильно выбрать! Не исключено, что есть люди, родившиеся с задатками гениальности в какой-то области и так и не узнавшие об этом - пошедшие по другому пути... * * *  В Древнем Риме жил философ Эпиктет. Сначала он был рабом, потом (после казни хозяина) стал свободным, но всё равно вёл нищенскую жизнь, которая его устраивала. Имущество Эпиктета состояло из соломенной подстилки, деревянной скамьи и глиняной лампы, которая после смерти философа была продана за три тысячи драхм (более 13 кг серебра). А о смысле жизни он говорил так: "Подумай о том, что ты являешься актёром в драме и должен играть роль, предназначенную тебе поэтом, будь она велика или мала. Если ему угодно, чтобы ты играл нищего, постарайся и эту роль сыграть как следует, то же относится к любой другой роли - калеки, государя или обыкновенного гражданина. Твоё дело - хорошо исполнить возложенную на тебя роль". Дело вовсе не в том, чтобы навсегда смириться с одной ролью, а в том, чтобы, пока ты эту роль играешь, делать всё как можно лучше - нести в мир добро на том месте, куда тебя поставила судьба. Можно быть философом, чьи мысли переживают века, ведя самую простую и даже нищенскую жизнь (как Эпиктет, и не он один), а можно быть плохим государем, примеров чему в истории хватает... |
