Капризы памяти, фотографии и Пслух. (6)

Капризы памяти, фотографии и Пслух (6)

Весна, цветы и лесники...



Весна на кордон приходила очень резко.
Дороги превращались в реки, а дня через два всё высыхало и наступало лето.
Я помню, что в день 8 марта (не помню уж в какой год) я была в совсем лёгком сарафанчике и босяком.
Правда, это только днём. Ночью было ещё прохладно.



Как только начинал таять снег, мы приступали к ремонту нашего здания.
Мужики, Кузьмич с Володей, топят вар на костре, чтобы покрывать им низ всего дома.

Боковые стенки белили. Но прежде надо было хорошенько ободрать старую побелку, которая не выдерживала зимних снегопадов.

Зинаида и Наталья (левый нижний снимок) на лесенках этим и занимаются. А Юлька возится с Умкой.

* *

Снегу еще немало, но уже весна. Тепло. А снег там таял быстро – быстро.
Утром всё белым бело, а к вечеру - снега как будто и не было…
Даже и травка зелёненькая вокруг. Хорошо на солнышке!



Эта, лицевая, сторона нашего дома вначале была грязно-голубой. Мы её перекрасили в нарядный жёлтый цвет.
И всем нам очень это нравилось… А в заповеднике, говоря «жёлтый дом», вкладывали подтекстом – дом сумасшедших.
Конечно… не охотятся сами и другим не дают, мяса не едят, лес не продают…
Мясо-то мы ели… своими руками выращенное.
На верхней фотографии - гусь, на нижней – индюшек своих Наташа ловит.





Вот они, красавицы, выступают.

А мы с Володей, грешники, поросят подросших в тушёнку превращали, курочек наших за коршуном доедали.
Он, негодяй, печень выклюет, а курочку бросит. Ну, мы и… не пропадать же добру… Жить-то надо…
Мы, к сожалению, ещё не вегетарианцы…

Только вот приводить приговор в исполнение никто из нас не мог… Приходили лесники с других кордонов… Для нас всё это было очень трудно…

Весной в альпике (точнее – в субальпике) так красиво!… Травы изумрудные, цветов полно и снег рядом.





На этой фотографии на лугу альпийском кандык зацвёл.

     Мы приносили редкие растения с корешками на кордон, высаживали их и они росли у нас на специальных клумбах у камня. Там были альпийские лилии, дикие пионы, душица, горицвет (зорька), горечавка, рябчик, Венерин башмачок… там рос и кандык.

Это рябчик.
Я нашла цветные фотографии альпийских цветов .в Интернете
Жаль, что у нас тогда не было своего хорошего фотоаппарата…

     Альпийские цветы для клумбы на кордон чаще других приносил Базникин. Он вообще любил всякую экзотику. А то, что на кордоне любому туристу или леснику можно было показать, как выглядит растительность субальпики, рассказать об особенностях каждого растения, было очень полезно. Да и мы все учились узнавать эндемики Кавказа.

* *

* *

Лилия Кессельринга



На этой фотографии слева под большим валуном две клумбы,
ограниченные спилами буков (прогоревших внутри от удара молнии).

     А с ведром – это я. До чего крестьянская женщина! Это уже тогда, когда мужики наши воду к самому дому подвели и кран сделали. Трубу здесь почти не видно, тоненькая, но под краном тот самый таз стоит, в котором наш Кузя бултыхаться любил. Мы тогда на киноплёнку засняли это купание. Жалко, что пропала эта плёнка, пропали съёмочный и проекционный аппараты… только в памяти моей это медвежье купание…

     Кузьмич – Анатолий Кузьмич Базникин, личность совершенно уникальная. Я не удивляюсь, что он так хорошо подружился с Андреем Николаевичем Алексеевым, Володиным двоюродным братом, серьёзным социологом, автором недавно вышедшего четырёхтомника «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Они в чём-то похожи. Оба – любители исследовать скандальные ситуации, спровоцированные, что называется «своими руками». Оба хорошо владеют словом и с удовольствием пишут хитрые бумаги, отстаивая высшую справедливость во всех инстанциях, зарабатывая от коррумпированных чиновников разного рода тумаки и шишки. Если Андрей исследовал нашу советскую действительность, уйдя из высокой социологической науки на завод, то Кузьмич боролся с социалистическим маразмом на ниве охраны природы. Их сближает способ борьбы – умение формулировать свои мысли на бумаге, и определённое мужество. Тот и другой прекрасно понимали, что будет в результате попыток ломать стереотипы и идти «против течения» и не сдавались.

     Из очерка краснодарского журналиста и кинорежиссера Валерия Тимощенко "Заповедник", опубликованного в газете "Комсомолец Кубани" (3.03.1989)

     Таким он и остался в памяти: шустрый, с трехдюймовыми седыми усами, с живыми глазами, мальчишеской фигурой и лысиной, блестящей в лучах закатного солнца. Такой, знаете ли, Дон Кузьмич Ламанческий. Отнюдь не печального образа, с боевым пистолетом, разъясняющий двадцатилетним балбесам благородную миссию заповедника. Я не удивился, узнав, что он бывший директор школы, в которой к тому же еще и преподавал литературу.
     Там он оставил спокойствие, налаженную работу, признание. Но гребенской казак по рождению, он, видно, с кровью воспринял не только бойцовские качества, но и потребность жить "на краю", в атмосфере конфликтов. Всю жизнь он искал главную линию фронта. И тогда, десять лет назад понял, что она проходит по границе заповедника. В те годы на кордоне Пслух их было трое. Он [Анатолий Кузьмич Базникин. - И.М.Я.], Виктор Салтыков, физик по образованию, философ по складу души, и физик-электронщик Владимир Абрашкевич.
     Они пришли в монастырь со своим уставом. Делали все, что могли, держали глухую оборону, сами ни в какую не охотились, хотя интеллигентам пришлось туго, без крестьянских навыков. Лишь хранили чистоту рук, идеи и отчаянную надежду переломить ситуацию заповедника. Виктор Салтыков был более мягок, более склонен к разумному компромиссу.
     Он обладал исключительной способностью притягивать людей. Ведущие архитекторы страны проникались его идеей "экокордона", гармоничного, экологически чистого дома. Внушительного роста, самый молодой и самый сильный физически Салтыков - в самых дальних обходах, на самых тяжелых работах. Идеи Владимира Абрашкевича о комплексном исследовании заповедника получили признание многих высоких ученых нашей страны. Ну, а что Кузьмич? -
     Ты знаешь, - как-то сказал мне в сокровенном разговоре Салтыков, - долгие годы я как бы паразитировал на Кузьмиче. Мы с ним были как манежная пара. Я - большой и добродушный, бежал я быстрее, но если с моей помощью он дотягивался до лацкана браконьерского пиджака, то уж снимал его, как говорится вместе с трусами.
     Быть до конца принципиальным очень трудно так что, случалось, я ловил на чем-то знакомого по поселку браконьера и на его просьбы говорил, дескать я хороший, я бы тебя отпустил, но Кузьмич знаешь, какой вредный. Так что извини, приятель. Бывает, что излишняя строгость вредна и глупа. Но есть граница, за которую в уступках нельзя переходить. Эту самую границу все для себя и метили Кузьмичом. А он тащил на себе этот груз, все эти десять лет продолжал "читать лекции, как вести себя в заповеднике".
     Читал ее браконьерам, постреливая при этом для убедительности. И очень часто - руководству заповедника, выступая на партийных, профсоюзных собраниях. Причем свои права, нормы внутрипартийной демократии, методы убеждения он знал не хуже, чем устройство своего "ТТ". И пользовался ими не менее уверенно. Но перестройка победила пока лишь "на отдельно взятом кордоне". Он, кстати, стал центром, где собирались ученые, деятели культуры.»

     Прошло уже много лет с тех пор, как мы (три семьи) все вместе жили и работали в заповеднике. Можно уже посмотреть на всю ситуацию отстранённо… нет, не объективно… до сих пор, вспоминая, сердце сжимается от боли. Какая уж тут объективность! …

     Мы были счастливы… наверное, это состояние эйфории продолжалось года 2 – 3. Верили, что делаем общее большое дело охраны природы своими… чистыми руками, верили, что можем хотя бы здесь, на этом крохотном своём участке биосферы, противостоять хапужному миру потребительства, корысти, равнодушия…
     Кордон стоит на единственном с Черноморского побережья автомобильном въезде в заповедник. Кругом горы, где попало, не проедешь. И были мы, те, кто там жил и работал, как кость в горле. Мешали всем. Дирекция привыкла возить на охоту высоких чиновников, министров, генералов ещё со времён Щёлокова… и даже раньше. А тут какие-то лесники паршивые «рот открывают», «права качают»… директору заповедника, что делать, указывают!… Лесники с других кордонов тоже чужаков в нас видели. Ещё бы - «сами не охотятся, своих же лесников, попавшихся на браконьерстве, не покрывают, лес вывозить не дают и сами не продают!»… Как это? К тому же, по всем объективным показателям «Социалистического соревнования» наш кордон много лет на первое место выходил. А первых кто любит? - Никто…
И дирекция заповедника делала всё, чтоб нам жизнь «мёдом не казалась».
     Один из способов усложнить нашу жизнь - поселить рядом совершенно чуждых по духу людей. И директор (не хочу тут называть его по имени отчеству) делал это систематически. Ведь у дома кордонского 4 угла – 4 квартирки махоньких. В четвёртую селили лесников – браконьеров, любителей выпить, а то и просто бандитов. За все годы, что мы провели в заповеднике только Женю Малютина и Серёжу Гудимова, живших у нас четвёртыми лесниками, хочу здесь добрым словом вспомнить. Очень славные ребята ... и Женя и Серёжа. Жаль, нет их на фотографии. В своё время окончил Сергей Ленинградский институт авиационного приборостроения, хотя к технике призвания у него не замечалось. Размышления его были с философским уклоном. Именно по его совету мы читали вслух сочинения Сенеки…
     Но Сергей и Женя - счастливое исключение.

На фотографии Бронислав – лесник браконьер
(а под деревом Мария Николаевна, мать Вити Салтыкова,
собирает орехи грецкие).

     Однажды я лично убедилась, что Бронислав бьёт зверя. Володя был в командировке, а я решила поголодать на свободе. У меня это - ежегодная традиция. И вот на 21 день моего голода Бронислав говорит, что в 5 км ниже кордона волки задрали оленя. Я сразу заподозрила, что волки-то на двух ногах ходят. Так и оказалось. Бронислав думал, что я не пойду смотреть, и когда мы с ним добрались до того, что осталось от оленя, он даже отпираться не стал. Посмеялся, назвал меня чудачкой и ушёл.
     С каким трудом добралась я до дома… 5 км и в гору… но полезно…
     А с Брониславом СУДЬБА расправилась жестоко. Во время Грузино-Абхазской войны он уволился из заповедника, нанялся воевать на стороне Грузии, где и сложил свою голову. Вот так…
     Где-то выше я написала, что состояние эйфории продолжалось года 2 – 3… А что дальше? Ведь мы отдали заповеднику, точнее Кордону Пслух и экологическим проблемам большой кусок своей жизни, с конца 1982 до конца 1998 года. Попробую рассказать…
     Я уже говорила, что поначалу мы просто окунулись в быт… крестьянский быт. Кроме того, было интересно вместе со всеми обитателями нашего кордона бороться за настоящую охрану заповедника от самых разных нарушителей.
     Наши мужики все вместе составляли великолепный кулак, взаимно дополняя друг друга. Если Виктор Салтыков искал какие-то нравственно-философские основы охраны природы и мог взахлёб говорить об этом часами, то Кузьмич – реальная гроза для реальных нарушителей. Они оба, как следователи «злой и добрый» частенько и играли на этом. Поймав нарушителя, огромный Виктор, обычно говорил: «Я, может, и отпустил бы Вас, но вот Кузьмич…» и выливал на слушателя большой ушат экологической информации, из которой, по его мнению, нельзя не сделать соответствующих выводов… а маленький, ядовитый Базникин был непреклонен. Володя же взял под своё начало всю технику. А это - наладка и поддержание кордонской гидроэлектростанции (доисторической, в очень плохом состоянии), тракторочка, косилки, бензопилы и т.п. Он придумывал какие-то фонари на серебряных аккумуляторах для ночных облав, экспериментировал с прибором ночного видения, не помню, откуда добытого.
     В тот (начальный) период мы старались вести образ жизни людей будущего (как нам казалось… наивные идеалисты!…). Всё делали сообща. Мы пробовали жить коммуной и питаться вместе. Два дня готовила я, два - Наташа, два - Зинаида. Мы очень старались, чтобы было вкусно. Использовали самый разный подножный корм. Ведь на наши заработки особенно не разбежишься. Например, мы делали пельмени с начинкой из папоротника. Если обжарить на масле отваренные шарики не распустившегося папоротника, (который рос вокруг кордона в великом множестве), посыпать его какой-нибудь аппетитной приправой (сухим куриным бульоном, скажем), получается вкусно. Немного похоже на цветную капусту. У меня на Пслухе был настоящий том Елены Малаховец… из одной картошки можно 40 разных блюд сделать. А какой топинамбур бурьяном рос у нас на огороде! Круглый год ели. Какой пастернак высотой 2 метра! На кордоне всё, что можно, мы заготавливали на зиму. Там ведь фруктов было много. И сливы великолепные, и яблоки, и груши, и алычи, не меряно. Таких вкусных компотов, как на Пслухе, я ни до, ни после… нигде не пробовала. А какие слоёные пирожки я там пекла!
     Сразу после коллективного обеда, мы устраивали совместные чтения вслух какой- нибудь интересной классики. В частности, мы по ролям читали «Фауста» Гёте. Это было очень интересно… Мы вели дневники своего психофизического состояния. Не помню уж, какие там выводы из этого делались, но что-то мы обсуждали, спорили… Мы развивались…
     Идеи ноосферы грели наши, сложившиеся в обстановке всеобщего городского безразличия, души. Существенное влияние оказывали на нас мысли Света Забелина, председателя Российского Социально-Экологического Союза – общественной организации, объединяющей людей, не равнодушных к проблемам охраны природы и всего живого. Мы читали (и, нередко, вслух) разную экологическую литературу и прессу. На кордоне систематически появлялись пастухи и туристы, приезжали профессора и студенты. У Виктора и Кузьмича, по складу характера – гуманитариев, неизбежно возникала потребность вовлекать в сферу своего влияния всё большее и большее количество людей…, … в конце концов, именно это и погубило кордон Пслух…
     Но, не буду торопиться. Постараюсь быть последовательной.
     У Володи постепенно, и достаточно настойчиво, предыдущий человеческий опыт начал требовать использования в жизни и работе. Началось с того, что радиосвязь в заповеднике была на очень низком уровне и он начал советовать и связисту, и руководству заповедника, как можно её улучшить. Начал ремонтировать радиостанции, устанавливать и переделывать антенны, кабели и т.п. Связь заповеднику была нужна, была нужна и нашему кордону. А Володя всякой электроникой интересовался с детства.
     Техником связи (инженерной должности в штатном расписании заповедника, естественно, не было) он стал только в апреле 1987 года, а начал её модернизацию уже в 84-м и сразу по многим направлениям. Если в момент, когда была начата эта работа, в заповеднике было всего 7 радиостанций, то через 5 лет их было 70. И больше половины уже совсем другого уровня. Разумеется, это требовало всё больше и больше времени и сил.
     А на наших Пслухских посиделках осуждалась его идея создания на базе кордона биосферной экологической станции контроля состояния «среды обитания» современными техническими средствами. Автоматизированный сбор информации и передача её по системам связи. Ведь Пслух, сидящий в «глубокой чашке», окружённый со всех сторон горами действительно мог бы давать базовую информацию, он мог бы служить эталоном среды обитания, поскольку загрязнения там приходили только фоновые, планетарные.
     Началось всё с идеи отслеживать миграции кавказского медведя. Этим хотел заниматься студент V курса, а потом аспирант Московского университета Игорь Честин. Он бывал на кордоне каждое лето с группами студентов МГУ. Недавно узнала, что Игорь стал директором Всемирного фонда дикой природы России. Рада за него. Человек он очень порядочный. Слава Богу, что дело охраны дикой природы в хороших руках.

Вот он, Игорь Честин – первый справа со студентами МГУ и нашими лесниками.
Надеюсь, что Кузьмича, Володю и Виктора Вы узнали.
А лошадей за поводья держит сын мой, Андрюшенька.

      А тогда Володя сделал из подручных деталей (а у него и на кордоне чего только не было) приёмно-передающее радиоустройство, ошейник для животного. Испытывали его на нашей коровушке Ромашке. Всё это прошло достаточно успешно, но Володя, человек необычайно добросовестный, считал, что необходимо работать в проблеме на пике современной науки и техники, создавать оборудование в содружестве с профессионалами, чтобы в результате получилась по-настоящему серьёзная и современная техника. И, созвонившись со своими друзьями в Питере, убедил директора нашего заповедника заключить договор о творческом содружестве заповедника с биофаком Московского университета и с ЛЭТИ (Лен. Электротехнический институт). А началась эта работа (реально, с документами) в феврале 1985 года.