База содержит фамильные списки, перечни населенных пунктов, статьи, биографии, контакты генеалогов и многое другое.
Вы можете использовать ее как отправную точку в своих генеалогических
исследованиях. Информация постоянно пополняется материалами из
открытых источников. Раньше посетители могли самостоятельно пополнять
базу сведениями о своих родственниках, но сейчас эта возможность закрыта. База
доступна только в режиме чтения. Все обновления производятся на форуме.
Моё начало... и продолжение... СУДЬБА, удар СУДЬБЫ и отражение... Уже и в интернете, и в газетах и в душе... Теперь терпение, терпение, терпение... И до конца недалеко уже.
Все мы родом из детства, Память о нём бережём... Оставлю потомкам в наследство Друзей и родителей, дом, И бабушку с дедушкой летом, И кошку, точнее - кота... - А ГЕНЕАЛОГИЯ где там? - Вы скажете - "Тема - не та!" Простите, простите! Поверьте, так хочется снова туда, Куда не попасть нам до смерти... Никак, никому, никогда...
Самые первые впечатления в моей жизни относятся к осени 1945 года. Это было в городке Проскуров, куда было переведено танковое училище, куда преподавателем по радиоделу был мобилизован мой папа и где родился брат мой младший - Мишка. Видимо, в связи с рождением маленького мне доставалось чуточку меньше ласки, чем раньше. А тут мама взяла меня с собой за молоком для Миши. Я помню, мы долго шли по звонкому деревянному тротуару. Пронзительно пахло нагретыми солнцем осенними листьями, шуршащими под ногами. Потом мама взяла меня на руки. Несла и целовала. И это было такое счастье, что сердце мое ребячье захлебнулось от него…. И я помню это чувство до сих пор.
И это еще не все. Мы пришли в какой-то дом. Прямо с улицы вошли в комнату с высокой железной кроватью, с которой встала красивая нагая женщина. В моей памяти она очень похожа на Венеру Милосскую. Только вот руки у нее были и она сцеживала ими грудное молоко для моего братца. А было мне 2 года и 3 или 4 месяца. Ведь Мишка родился 29.06.1945 года. И позже ему вряд ли нужно было грудное молоко. А мой день рождения 21.06.43. Посчитайте! Я считала...
А Венеру я любила с самого раннего детства. Гипсовая копия великой скульптуры стояла на папином столе рядом со старым немецким радиоприемником в нашей квартире на Московском шоссе (так назывался в те времена Московский проспект в Ленинграде). Высотой эта скульптура была, наверное, чуть меньше метра. И она несколько раз на моей памяти падала и потом, ужасно огорченный папа, приклеивал отломанные куски. Я каждый раз тоже очень переживала всё это, так как виновата бывала именно я. Вечно я куда-то лезла, что-то роняла, разбивала. Все говорили, что мне бы надо было родиться мальчишкой. Недавно прислали мне из Нижнего Новгорода портрет моей прабабушки, папиной бабушки Анны Егоровны Отсолиг (ур. Текштрем) - фотографию, снятую явно дома, за письменным столом. И на этом столе - копия Венеры Милосской. Открытку в 1908 году мать прислала своему сыну, моему будущему дедушке в Софию, в Болгарию, где он тогда работал. Это - поздравление с днём рождения (8 сентября) Юлии Петровне, жене моего дедушки. Дальше ещё интереснее... Оказывается мой дедушка на первые в своей жизни заработанные деньги, ещё будучи студентом Академии художеств, купил копию статуи Венеры Милосской и подарил её своей матери. Вот она, эта открытка-портрет:
А ниже - оборотная сторона. При желании и прочитать можно...
Расшифровываю для Вас написанный моей прабабушкой текст: На лицевой стороне:
Целую и поздравляю! И полного счастья желаю. 8 сентяюря 1908 года.
На обороте:
"Берегу твою Венеру, мой дорогой, как видишь, она, хотя и не такъ свежа, но всё же я её берегу. Она стоитъ на моём письменном столе. Ведь это была твоя первая покупка на заработанные деньги. Помнишь? Напиши как нравится тебе твоя Старушка в 70 летъ!"
И ещё перевёрнутая надпись: "В минуту думы о ВАСЪ".
Моему папе тогда ещё и годика не исполнилось...
Ладно... Я отвлеклась... Вернёмся в моё, такое теперь далёкое, детство...
Когда мы (вчетвером) играли, я всегда была командиром. Нет, вру, или я или Алька Фонарев. Я была самой сильной и заводной, а Алька – умнее всех нас. Вот ведь прошло с тех пор почти 60 лет, а мы также дружны, преданы друг другу. Мы познакомились в песочнице во дворе. Мне и Тане было по четыре года, Мишке с Аликом по два. Отцы наши работали в одном НИИ, мама с бабушкой начали общаться с Софьей Павловной, мамой Тани с Аликом. Аркадий Александрович, их папа тогда начал заниматься фотографией. У Миши и Тани с Аликом сохранились снимки – мы четверо ребятишек рядом… Вот они … Миша прислал. Неважные, старенькие, но такие для меня родные...
Слева – Алик, рядом – Мишка, потом – Таня и я. 1947 год.
А это мы на даче в Рощино. Слева направо Миша, Таня, Алик и я. 1951 г.
Во дворе нашего дома на Московском. Таня, Миша, Алик и я. 1954
Спустя пятьдесят лет той же четверкой мы снялись у папиного портрета, под картиной «Венеция» и канделябрами, привезенными дедушкой из Италии. А за головой у Михаила «Амазонка на лошади» - скульптура Евгения Александровича Лансере – подаренная деду сыном автора Николаем Евгеньевичем Лансере. Они дружили. Родной брат моей бабушки Юлии Петровны - Андрей Петрович Вайтенс был женат на Софье Казимировне Подсендковской - родной сестре жены Николая Евгеньевича Лансере - Елене Казимировне Подсендковской. (Фамилию сестёр я уже на форуме СВРТ узнала)
Алька, я, Миша и Таня … Аркадьевна.
Мои родители c 1945 года, после возвращения в Ленинград из эвакуации, некоторое время жили на даче у Юры и Пети Вайтенсов. Это сыновья Андрея Петровича Вайтенса, двоюродного брата папы, родного брата Юлии Петровны, папиной мамы. Дача была в Ольгино. Это под Питером, по дороге на Карельский перешеек. Недавно узнала адрес: - Лесная ул., 19-21. Знаменитая дача Вайтенсов, построенная арх. А. П. Вайтенсом, (проект отмечен Гран-при на Дрезденской пром. выставке 1905 г.). Я эту дачу не помню. Почему-то отношения с двоюродными братьями у наших родителей оборвались. Дядя Шура (папин брат) общался с ними. Я, в сознательном возрасте единственный раз видела одного из братьев (не знаю, которого) только на похоронах папы в мае 1973 года. Это был странный пожилой человек с ярко-оранжевыми, редкими крашеными волосами. Он стоял молча, ни с кем не здороваясь, ни с кем не общаясь. Тогда же мама рассказала, что братья Петя и Юра Вайтенсы поссорились между собой из-за доставшейся им по наследству антикварной люстры. Нас с Мишкой это так поразило, что мы тогда же зареклись не допускать в своей жизни ничего подобного.Так и будет... хотя обида из-за несправедливо поделенного наследства мне знакома.
Это наш двор и мы с Мишкой на качелях.
Против этого шпиля и был наш дом.
(Нашла хорошие фотографии в интернете.)
В 1947 или в 48 году папе дали две комнаты в коммунальной квартире на Московском. Помню даже адрес: дом 167 квартира 77 и телефон К8-36-07 (его поставили гораздо позже). Подробности, конечно, смешные, но для меня чем-то очень дорогие. Дом наш был напротив сталинской высотки со шпилем около Парка Победы. Внизу была аптека №88, гастроном и магазин «овощи, фрукты». А в центре дома была арка и наша квартира располагалась прямо над ней. Фонаревы жили в кв.69, в соседней парадной и мы, еще дошкольниками, проводили телефон из одной квартиры в другую (толстые нитки со спичечными коробками на концах). Обычного телефона у нас тогда ещё не было.
Вот он этот дом на Московском шоссе №167.
Окно большой комнаты на третьем этаже - наше окошко – над аркой правое. Однажды мы с Мишкой остались дома одни. А было мне, наверное, лет 6, а Мишке, стало быть, - 4. Игру придумала, конечно, я. На толстой нитке мы выбрасывали в окно разные мелкие предметы и наблюдали, как реагируют на это нашедшие их прохожие. Вначале мы привязывали какие-то пуговицы, потом маленьких пупсиков (это куколки такие, очень я их любила). Потом привязали какой-то мамин кошелёк. Очень было интересно дёргать за ниточку, чтобы нашедшему кошелёк не достался. Но кончилось это довольно грустно. Оказывается, мама ехала в это время домой и из окна автобуса увидела, как её малолетние дети ходят между стекол оконной рамы и перевешиваются через открытое окно. Как она бежала домой, как потом хваталась за сердце можно себе представить. До сих пор помню, как отшлёпала она нас обоих и конечно меня особенно. А фонарёвская квартира была на четвёртом этаже. От нашего окна справа наискосок было окно их большой комнаты. Смотрю на этот снимок и не понимаю, как мы смогли протянуть нитку нашего игрушечного телефона из одного окна в другое… А ведь как-то протянули. Сколько хороших, добрых дней прошло в этом доме! Раньше между полосами травки, что на этой фотографии, ходил трамвай. Потом посадили маленькие липы. Потом вместо трамвая сделали пешеходную дорожку. Это уже не при нас…
Если пойдёшь под арку налево - первая парадная (со двора) - наша, а фонарёвская – направо. Деревьев во дворе, которые на фотографии зеленеют под аркой, когда мы были маленькими, не было. Была маленькая детская площадка с песочницей, в которой и состоялось наше знакомство с Фонарёвыми, качели, на которых мы качались (на той фотографии), ломаные всегда карусели... По воскресеньям папа с мамой водили нас в Парк Победы. Это было так хорошо! Частенько мы бывали там с Фонарёвыми. Вероятно, и эти снимки сделал Аркадий Александрович Фонарёв, папа Тани с Аликом. Я, конечно, этого не помню. Мы гуляли по парку, смотрели, как экскаваторы рыли новые пруды (парк только - только создавался), качались на качелях, играли. Смотрю сейчас на фотографию справа и любуюсь своими родителями. Какие они молодые, красивые… как хорошо и бережно держат на руках своих детей, как светятся любовью их лица! Спасибо, Аркадий Александрович, что сохранили для нас с Мишкой самых на свете близких и родных людей… хотя бы так…
Мне 5, а Мишеньке – 3… папа мой очень любит маму… и нас с Мишкой, конечно. Фото 1947 года.
Пока живы были бабушка с дедушкой, на лето папа с мамой возили нас в Горький. Дедушка Александр Александрович Яковлев, один из ведущих архитекторов Горького (я рассказывала о нём в предыдущих статьях "Капризов памяти") и баба Юля (Юлия Петровна Яковлева (в девичестве - Вайтенс) любили нас, своих внуков.
Это очень счастливые для меня воспоминания. В доме на ул. Больничная 33 была на редкость теплая и спокойная обстановка любви,… уважения. Дома-то у нас в Ленинграде то и дело громы и молнии сверкали - мама с бабушкой (со своей мамой) ссорились. Папа никогда в этих разборках участия не принимал. Хотя, пожалуй, обычно всё вспыхивало, когда папа на работе был, без него.
Мне казалось, что сам дом в Горьком притягивал к себе всех родных, собирал их со всего света. С тех самых пор мне так хотелось иметь свой собственный дом, который бы за столом собирал большую и дружную семью. Теперь, когда мы осиротели, особенно остро чувствую, как хорошо было тогда… в детстве... и потом, когда здесь в Абхазии у нас появился свой собственный дом. А к дедушке с бабушкой приезжали все четверо их сыновей со всеми своими жёнами, детьми. Среди них и я, конечно. На этой фотографии мне 4 года, а Мишке – 2. Мы сидим на тех же самых ступеньках, на которых в 1927 году фотографировалась семья бабушки и дедушки с нашим будущим папой, будущими дядей Шурой, дядей Кирой… (Фото в статье "капризы памяти 1") Спустя 20 лет на этих ступеньках на коленях у бабушки и деда – мы с Мишкой… Как хорошо мне на коленях у дедушки! Я помню его именно таким.
На верхних ступеньках, мама, рядом с ней - дядя Кира... Дядя Володя у стенки стоит... Нет только папы, да дяди Шуры с тётей Ксенией. Кто-то из них фотографирует.
Баба Юля любила мою маму (свою невестку) и, вопреки привычным представлениям о взаимоотношениях свекрови и её невестки, мама относилась к ней, как к родной матери (и звала ее мамой, мамочкой). В доме звучал рояль, было весело… Играл то дядя Володя, то мама. Обычно музыка звучала по вечерам, когда нас с Мишкой укладывали спать. И я слушала её, засыпая. Она звучала тихонечко из-за стенки. Там собирались какие-то друзья и знакомые наших родителей. Звучал смех, музыка.
Мамочке здесь всего 36. Молодая, счастливая…
Дедушке нравилась моя мама. Снимается он с ней рядом, явно, с удовольствием.
Фото 1947 года. Папа на фотографии молодой, худенький! Волосы, как всегда, веером… Какое это счастье держать за руки папу и маму!… Просто великое счастье!
А сад! Посмотрите какой сад там был! Мальвы, высотой больше двух метров, и розовые, и красные, и желтые, и малиновые, и белые, и сиреневые;… золотые шары, флоксы с запахом, который снится мне по ночам до сих пор. Душистый табак, львиный зев и кукушкины башмачки… С садом в основном возился дядя Володя. Именно он по весне вскапывал землю, сажали и сеяли вместе с бабой Юлей. А потом именно дядя Володя делал самые лучшие букеты. И если кого-то надо было поздравить, букет делал дядя Володя.
А настурции! Сажаю их здесь, в Абхазии, но они не получаются такими нарядными. А там, в саду моего детства всё это соседствует с изумрудной травой и диким виноградом, вьюнками, ползущими по стенам нашего красивого снаружи и изнутри дома. Как жаль, что тогда не было цветных снимков! Чудесная была бы фотография...
С тех самых пор, как только вижу где-нибудь эти цветы, или только запах доносится … детство выплывает и наступает на меня, захлестывает. Щемящее чувство утраты, безвозвратной потери…
И словно вижу мамочку с букетом в нашем саду. А в букете и флоксы, и георгины, и всякие травки-муравки… Тогда букеты делали из самых разных цветов и трав. А почти под ногами у мамочки табак душистый, белый ароматный табачок… Как он по вечерам создавал настроение!
В первый год жизни нашей здесь, в Абхазии на балконе выросли у меня такие цветы... и все тогда по вечерам приходили их нюхать ... и мы и гости наши... а я ставила кресло рядом , садилась, закрывала глаза и уносилась туда... в Горький к дедушке с бабушкой... к папе и маме... В тот сад
Фото 1947 года. Мне – 4 года, Мише – 2. А платьице у меня красное в белый горошек. Я его помню. Мама чуть шевельнулась и вышла не резко… А мы с Мишкой – хорошо. Только вот носочек у Мишеньки надо бы поправить. Мамино белое крепдешиновое платье я тоже хорошо помню. Недавно наткнулась на лоскуточки от него… так сердце заныло…
В Горьком мы с папой и мамой ходили гулялять на берег Волги... говорилось - на откос. На правом снимке мама с Мишенькой на такой прогулке. А фотография – прелестное свидетельство маминого обаяния, великого простора русской реки и детского изящества моего трёхлетнего братца.
По воскресеньям, когда у работающих горьковчан - дяди Володи и дяди Киры был выходной, мы все вместе ездили на Волгу купаться. По реке бегали речные трамвайчики. Помню, как мы катались на таком трамвайчике с дядей Шурой, тётей Ксенией, дядей Володей… Только бабушки и дедушки с нами не было. Дедушка, как всегда работал над чертёжной доской, а бабушка ждала нас после воскресных путешествий с хорошим обедом на столе. Она очень вкусно готовила. Я любила смотреть, как это делается. Помню, что под ногами у бабы Юли обычно тёрся Мурзик, выпрашивая хриплым мявом свою долю. Славный был котяра! Большой, толстый... и великодушно позволял нам с Мишкой таскать себя по всему дому, не царапался.
Этот снимок на палубе речного трамвайчика. В шляпке - мамочка наша, рядом тётя Ксения (Стравинская) в платочке, а на первом плане - мы с Мишей. Дальше сидят две чужие девушки а за ними - дочка тёти Ксении Алёнушка Стравинская. Плывём на другую сторону Волги купаться и загорать.
А тут нас с Мишкой чем-то угостили... Вкусный, должно быть, лимонад...
Признаюсь, я долго размышляла над фотографиями из семейного альбома, где снято наше такое купание. И всё-таки не решилась выставлять их на всеобщее обозрение. Нормального купальника ни у мамы, ни у тёти Ксении не было. Плохонький белый лифчик и тёмные штанишки... Постеснялась я выставлять мамочку мою родную в таком виде... может и зря постеснялась... Это всё ведь говорит о времени и возможностях моих родителей в тот трудный для всей страны послевоенный период. То, что детишки - голышом, это, наверное , естественно.
Cнимок называется у нас "Гулливер и лилипуты" -
Дядя Шура вытаскивает своих племянников из воды, чтобы отправить их к маме с папой, которые дремлют под кустами. Снимок тоже, к сожалению, не выставляю. Есть ещё более неприличная шуточная фотография: мы с Мишкой писаем, а мама с дядей Шурой присели рядышком, поменявшись шляпами. Простите уж, хотелось хотя бы рассказать об этих снимках... Пусть поиграет фантазия у нашего зрителя.
Фото 1947 года.
Фото 1948 года.
На этом снимке все четыре сына моих бабушки (Юлии Петровны) и деда (Александра Александровича Яковлева ст.). Я (Ирочка) – у дедушки на коленях, рядом - бабушка, Мишка – у папы с мамой на руках (папа - Михаил Александрович и мама - Ариадна Иннокентьевна Яковлевы). В верхнем ряду, у мамы над головой – дядя Володя стоит (Владимир Александрович Яковлев), рядом – дядя Кира (Кирилл Александрович Яковлев), тётя Ксения (Ксения Юрьевна Стравинская ) - между Кирой и мужем своим - моим дядей Шурой - (Александром Александровичем Яковлевым Мл.).
Как это ни странно (мне было лет 5-6), я очень хорошо помню, как делались эти фотографии. Помню, как из дома вытаскивали стулья и пристраивали их к скамеечке в саду, чтобы всем хватило места. Несколько раз меняли место съёмки, таскали венские стулья по саду. Помню, как мама прихорашивалась и надевала черный агатовый кулон с жемчужиной в середине на длинной золотой цепочке. Помню, что мне надели праздничное голубое платье с оборками на рукавах. А Мишка всё время вертелся и не хотел сидеть спокойно. Мама сердилась на него. Ведь тогда у фотоаппарата выдержка была довольно большая и если шевелиться - изображение смазывается. А он никак не хотел успокоиться...
Цепочка с кулоном здесь в натуральную величину.
Осталась мне в наследство. Длина цепочки около двух метров. Кулон открывается и внутри маленькие фотографии родителей мамы Раисы Алексеевны и Иннокентия Ивановича Дьяковых.
Там, в Горьком был кот Мурзик, с которым мы играли, там был дворик с огромными лопухами. И мне казалось, что именно в этих-то лопухах утка высидела гадкого утенка, который превратился в прекрасного лебедя из сказки Андерсена. Я даже искала место, где могло бы быть гнездо этой утки, лазила под огромными, как мне казалось лопухами и обсуждала всё это с Мишкой.
А это - те самые лопухи… слева на переднем плане. Точнее – их потомки.
Они растут там же, где и тогда, в детстве. Только всё оказалось совсем не таким. Тогда - огромным и ярким… а по живым впечатлениям от последнего путешествия - дом тёмный и мрачный, садика нет совсем, огромные деревья затеняют всё вокруг... а на фотографии получилось всё наоборот…- яркий, весёлый снимок... Тогда, давно, на веранде за стеклами были красивые шторы, в окна заглядывали яркие мальвы, а у забора - чудесные «золотые шары»… Какие там были ароматы!… Господи!... Цветной снимок сделан осенью 2000 года, когда мы были в Горьком... нет... в Нижнем Новгороде с Андрюшей, сыном и Володей - мужем моим. Ровно за год до страшного крушения… это было наше последнее большое путешествие со своим сыном. Последнее…
А в тот год (летом 48-го) в Горький из Ленинграда приехали все Яковлевы. Оба горьковских брата папы тоже были дома. За столом у бабушки с дедушкой собиралась вся семья. Садилось не меньше двенадцати человек. Было так весело... С тех самых пор я нет - нет, да и вспоминаю ту радостную атмосферу большой и дружной семьи, взаимного интереса к делам и настроениям своих родных, атмосферу взаимного доверия… любви и дружбы. Казалось, что всё время солнце над головой светит... Весёлое и ласковое.
И продолжение...
Автор И.М.Яковлева
Такие или похожие снимки есть почти в каждом доме. Славные, хорошие ребятишки…
Серьёзный, сосредоточенный Мишка и я, … рот чуть приоткрыт … Заметили? В те поры мне ставился диагноз хронический тонзиллит. Слава Богу всё прошло и, наверное, не вспомнилось бы, если бы не это… зримое отражение времени… вспомнилось даже ощущение заложенности носа, затруднённого дыхания…
Удивительно, всё-таки… я хорошо помню этот наш семейный поход в «Фотографию» тогда, помню, как мне хотелось быть красивой на будущем снимке. Вначале нас сняли вдвоём, а потом поочерёдно. И мама, пока снимали Мишку, расплетала мои тугие косички, а я в зеркале увидела свои красивые, как мне показалось, волнистые волосы… а потом мамочка завязала тёмно-красный бант и я себе наконец-то понравилась…
Такими мы с Мишей были весной 1950 года. Осенью я должна была пойти в школу, но в августе подхватила коклюш, и кашляла почти так же, как папа. Эта мысль доставляла какое-то удовольствие и скрашивала неприятные болезненные ощущения. А потом так радостно было, что меня не стали отдавать в школу… (ведь я проболела весь сентябрь) мне хотелось учиться вместе с Таней, а она на пол года младше и должна была идти в следующем году… в результате пошли мы с ней вместе... взявшись за руки первый раз в первый класс…
Была ведь и фотография такая… Пропала… Может у Тани сохранилась? Вставлю, если найдётся…
Что же осталось в памяти от этого нежного возраста?
Помню, как мы ходили на демонстрации 1 мая и 7 ноября. Все ходили. Нас, ребятишек, устававших от долгого пути, иногда подсаживали на грузовики с транспарантами.
Однажды нас с Мишкой посадили в грузовик с фанерным ящиком в кузове. И были там дырочки, из которых свет проникал. Там я впервые увидела на противоположной стенке перевёрнутое изображение того, что было на улице… очень меня это поразило… поразило на всю жизнь. Так я впервые познавала один из фундаментальных законов оптики…
А с флажками на этом снимке это я. Узнали? И мамочка рядом. А за моей спиной кто-то портрет Сталина тащит... Сколько таких портретов в толпе демонстрантов было!...
Ещё запомнились огромные продуктовые очереди в нашем дворе у задних дверей гастронома (то за мукой, то за сахаром, то за яйцами…) Стояли часами. На детей давали отдельную норму продуктов, поэтому нас, ребят, обычно использовали несколько раз. Знакомые, у которых не было детей рядом, просили постоять и получить что-то для них. Надо было следить, чтобы продавщица не заметила, что на тебя уже выдана норма. Меняли шапки, шарфики… Очень я волновалась… И однажды продавщица так подмигнула мне, что я поняла – меня узнали… и ничего… Обошлось. Она меня не выдала.
А ещё хочется рассказать об огородах, которые были сразу за нашим домом. Мы ходили по межам, играли там, купались в канавах, вырытых вдоль железной дороги, собирали цветы. Букеты приносили домой.
Как там жаворонки пели по весне!… Чудо!… До сих пор во сне брожу по тем межам и огородам,… и жаворонки мне поют…
Там, на Московском, мы вполне хлебнули жизни в коммунальной квартире. Наши соседи Кучеровы работали там же, где папа. Может быть, они и не были худшим вариантом людей, с которыми надо жить бок о бок. Может быть… но, общая кухня при достаточно эмоциональном характере мамы и бабушки, общий стенной шкаф для верхней одежды в коридоре, это потенциальные источники конфликтов… или, скажем,… послали как-то Виктора Андреевича Кучерова в командировку в Ростов-на-Дону, где в тот момент был папа, (сосланный за добросовестное заполнение анкеты о родственниках, проживающих в Бельгии) и мама попросила его передать мужу калоши… На сегодняшний день – смешно и дико… Отказался разлюбезный наш сосед по квартире. Он, видите ли, «не имеет права контачить с теми, кого сослали»… А ведь он ехал в ту самую контору, а папа жил в городе, а не за решёткой тогда.
Ну, да бог с ним. Когда мы разъехались по отдельным квартирам, (папе дали двухкомнатную и Кучеровым тоже дали и недалеко от нас, в Автово) дамы наши, мама с бабушкой и Вера Петровна Кучерова, встречаясь, с удовольствием болтали, вспоминая совместное житьё-бытьё и делясь новостями.
Фото 1957 года.
Ну вот, мы опять на демонстрации. Кажется, это «День 7 Ноября, красный день календаря». В детстве мы любили любые праздники. Это уже потом, когда я начала работать музыкальным воспитателем в детском саду, праздники стали для меня и испытанием, и наказанием, и итогом работы в течение нескольких месяцев.
А эта фотография мне особенно дорога потому, что у нас практически очень мало снимков папы в быту. Как хорошо он здесь улыбается! Ему с нами, со мной и Мишкой, всегда было хорошо.
На этих фотографиях наша четвёрка на коньках и с папой во дворе дома на Московском. Снимает Аркадий Александрович, папа Тани с Аликом.
Коньки-то и мне и Мише родители подарили, но кататься по настоящему мы с ним так и не научились. А Таня с Аликом катались здорово. Мне было завидно. Почему-то нас на каток не звали… а, может быть, мы сами увиливали… Не помню.
На левой фотографии я и Алик. Мои коленки в снегу, а Алькины - чистые… Как всегда! Он ведь не падал.
В памяти детства остались холодные зимы, когда дворники в белых передниках по утрам огромными лопатами под названием «пихло» чистили обильный снег, нападавший за ночь. С тех детских пор я такого снега в Ленинграде не видела. У нас были свои детские лопаты и мы тоже старательно сгребали снег.
На фотографии справа у Миши за спиной сугроб, высотой чуть ниже папы. Мы зимой ходили в валенках, которые на этой фотографии у папы в руках. Вероятно, они из ремонта…
Мишка весь в снегу. Мы часто приходили с прогулки по уши мокрые от растаявшего снега.
Частенько, вчетвером, (мы с Мишкой, и Таня с Аликом), ходили на железнодорожные линии, которые находятся между Московским и Кировским районами Ленинграда. У насыпи можно было вырыть в снегу пещеру, построить целый снежный дом. Там можно было найти что-нибудь интересное, упавшее с грузовых платформ.
Помню, как-то мы собрали много больших кусков парафина, и в снежном доме у нас в большой консервной банке горел огонь.
Алик очень похож на свою маму. Здесь Софья Павловна вышла очень хорошо. Таня с Аликом позируют своему папе.
Аркадий Александрович с большим увлечением занимался фотографией. Мне кажется, что этот снимок очень удачный, а главное, брат с сестрой очень на себя похожи.
Альку я всегда любила больше всех своих сверстников. И знала, что он относится ко мне так же. Знала, что он никогда меня не предаст и обязательно поможет, если будет нужно. Алька, Алька… Я так хочу, чтобы ты был всегда счастлив!… Позови меня, если будет нужно…
Интересно, почему я не удостоилась у тебя какого-нибудь прозвища?… Ведь смешные словечки были у Альки для каждого и это, почему-то не было обидно: сестра Таня – Крока, её дочка – Оля – Шимпа; Мишка, дорогой мой братец – Осьминог, Краснорожий; жена Мишкина – Нашажена; Тамара – Алькина жена – Оба; друг Серёжа – Самец… и т.д. и т.п. Кажется, это пошло от отца Фонарёвых, который звал Альку – Котик, а Таню – Козя.
Был период, когда я боялась твоей, Алька, язвительности. Ты мог высмеять кого угодно, очень точно и часто – достаточно жестоко.
А ещё…, меня всегда поражала твоя способность мыслить логически. Пожалуй, я не встречала больше людей с таким ярким чувством логики. К тому же… я всегда знала, что ты сделал себя сам… и физически, и умственно… я с детства чувствовала волю и ум… и начитанность твоя достойна уважения и подражания.
На этой фотографии Алька – совсем беленький, совсем блондин, к двадцати годам волосы у него стали почти чёрными, а с тридцати – седыми. В остальном за последние 60 лет он ничуть не изменился. Ну, ни чуточки. И ушами шевелить не разучился, и в картишки играть, оставляя меня и Мишку «в дураках».
Разве только программное обеспечение вооружения военных кораблей без него теперь делать некому и поэтому мне его не дождаться… и не увидеть тебя, лопоухого… приезжай! Я всегда рада… и жду тебя…
А это (слева) мы летом на даче в Рощино. Мы с Таней (её личико между Мишей и Аликом) окончили второй класс, а мальчишки осенью пойдут в школу.
На заднем плане, не очень чётко вышла, наша с Мишей бабушка, Раиса Алексеевна.
Там в Рощино она и Софья Павловна, чтоб не убегали мы далеко то дома, построили шалаш для нас из еловых веток. Очень хороший шалаш. Но, наверное, зря они так старались... Нам гораздо интереснее было играть в своём собственном шалаше. Он был в старой военной воронке оставшейся от взрыва большой бомбы. Вокруг росли густые кусты, которые мы связали над центром воронки и получилась крыша. Там мы играли в войну. Это был наш штаб.
А врагами, немцами, разумеется, становились проезжавшие по дороге машины. Мы обстреливали их из автоматов (сделанных своими руками - игрушечных у нас не было... тогда вообще игрушек было мало), забрасывали гранатами, которые были из подходящих палок. Командиром был обычно Алька, а я или Таня – санитарками. Перевязывали "раненых", Лечили "таблетками" (гнилой смородиной). А смородины было мало, её слишком экономно расходовали, вот она и испортилась. Нас потом наказали, а бабушка заставила всех нас пить раствор марганцовки, чтобы желудок не расстроился.
Надо сказать, что нас с Мишкой практически никогда не наказывали. А если уж доводили мы папу или маму "до белого каления", то могли они в сердцах шлёпнуть разок по заднице... А вот у Фонарёвых было хуже. И особенно меня возмущало, что Аркадий Александрович приказывал провинившемуся самому принести для наказания ремень, который всегда висел на видном месте и потом методично лупил детей этим ремнём... и мне казалось, что было это очень жестоко.
Вот какой была Таня там, в Рощино. Сосредоточенная, серьёзная. Она всегда была пай-девочкой. Но и ябедой тоже была обычно Таня. От неё узнавали старшие и о той злосчастной смородине… и о прочих наших не всегда безобидных проделках.
Миша с Алькой ходили в разведку. Аркадий Александрович (это он на правом снимке стоит в центре) сделал удачный снимок,
который так и назывался «Разведчики».
А на правом снимке бабушка наша с Мишкой - Раиса Алексеевна Дьякова обнимает внуков. А сзади стоят мамы... Слева Софья Павловна Фонарёва, мама Тани с Аликом, а справа - наша с Мишей мамочка - Ариадна Иннокентьевна Яковлева. Как давно всё это было! Как давно!...
Я понимаю,... то, что я здесь пишу может быть интересно моим домашним...тому, кто на этих снимках. Очень уж заурядно, обыденно сохранённое в этих заметеках и фотографиях. Но я росла в счастливой семье. Мама с папой любили друг друга и нас с Мишкой. Конечно, были и вспышки, ссоры у мамы с бабушкой... как без этого? Но это, вероятно, та соль, без которой суп жизни нашей был бы не вкусным...
Мама с папой (без комментариев...)
Господи! Как там было хорошо нам, когда приезжали папа с мамой!.. Мы идём купаться.
Самая лучшая фотогафия Тани, сделанная её папой.
Когда принимали в пионеры, надо было сказать:
«Я, юный пионер Союза Советских социалистических республик
перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…
А что обещалось, я уже забыла. Мишка с Аликом, как всегда, вместе. Это во 2 классе. А это я с Таней...
Учились мы, все четверо, в 366 школе на улице Бассейной в Ленинграде. В первом и втором классе учителя у нас менялись бесконечно. А потом появилась - Елена Петровна. Она прихрамывала, и глаза у нее были грустные. Или мне так казалось? Я любила её…
А из ребят помню Витю Галузина. У него не было отца, жили они трудно, у нас дома его подкармливали и мне было жалко его. Это – моя первая любовь (в третьем классе). А в четвертый он не пришел. Отдали мальчика в военно-музыкантскую школу на казарменном режиме. А еще помню, как мы устроили кукольный театр и показывали малышам русские сказки. Мы с Таней были очень активны. Тогда же я впервые глубоко переживала предательство и измену в дружбе. Я простила, но помнить об этом буду всегда.
Между Таней и мной Нелли Деева...Как ни смешно теперь, это из-за неё я так переживала.
Таня и я в Парке Победы. Это мы были уже в 4 классе.
По воскресеньям мы с родителями частенько ходили в парк Победы. Он тогда только образовывался. Там экскаваторами рыли пруды, сажали деревья. На центральной аллее устанавливали памятники, садовые скамейки. Парк казался мне огромным, почти бесконечным. А не так давно я попала туда и все оказалось совсем не так…
Там на тенистых аллеях рос душистый табак, который мне очень нравился. Он так чудесно пахнет. Теперь сажаю табачок на балконе и по вечерам вдыхаю запах детства. Закрою глаза и дышу, дышу…
Здесь вся наша семья летом 1956 года.Жили мы тогда на даче на 64–ом километре по дороге на Карельский перешеек.Море (Финский залив)было (был)рядом. Дача практически в лесу. Было там очень хорошо.
В начале лета мы с бабушкой ходили по окрестностям и собирали землянику. Бабушка обычно брала с собой палку и, находя ягодки, указывала на них палкой и говорила «Вот, вот…», а я собирала и то, что находила сама и то, что показывала бабушка. Приносили не много – кружечку или две. В конце лета собирали чернику. За ней ходили подальше и приносили каждый по 3х литровому бидончику.
В тот год у нас было всеобщее увлечение игрой в картишки. Сражались вчетвером: бабушка, мама и мы с Мишкой. Папа в карты не играл никогда. Обычно играли или в «дурачка» или в «66». Сейчас не помню даже правил игры в «66», а тогда азарт разбирал нас всех. Особенно заводилась бабушка. Могли играть несколько часов подряд, забыв про всё на свете.
Кроме того, на день нашего с Мишей рождения (у нас один от другого спустя неделю, 21-го у меня, 29-го июня у Миши) родители подарили нам крокет. В этой игре участвовал даже папа. Надо было с помощью молотков проводить деревянные шары через проволочные воротца (воткнутые в землю). Площадка была довольно ровная и к концу лета она бывала хорошо утоптанна.
У бабушки в руке крокетный молоток и рядом шар с полосками (красными или чёрными). Игроки делятся на две команды, и каждый проводит свой шар и отбивает шары противника. Честно говоря, подробно правил этой игры я тоже не помню. Но игра азартная, заводила всех нас. Она была в моде ещё во времена бабушкиной юности и это придавало особый аромат этому летнему развлечению.
Велосипед «Орлёнок» был большой радостью нашего детства. Катались по очереди.
Правда ведь, хорошие ребятки? Мне здесь 13, Мише 11 лет. Папа с мамой… Какие тут ещё нужны комментарии?
Вот они, крокетные баталии… Погода хорошая, солнышко светит… И не так как здесь, в Абхазии. Солнышко ласковое, нежное…
Как я устала здесь от жары! С самого утра больше 30° С. Ходишь целый день мокрая… Пить ужасно хочется, а чем больше пьёшь , тем больше потеешь… Устала я от этого. Устала! Слава Богу, что хоть в спальне кондиционер. Хожу туда отдыхать.
Собаки тоже пол дня там балдеют. Им в шубах, наверное, ещё хуже… хотя они ведь Среднеазиатские… а там, в Средней Азии тоже бывает очень жарко.
Это наш Босс (он же Барбос, он же Боо, Бося, Босенька, Босятина, Босятинка, пёсик мой родненький...) лежит на нашем крыльце. Эта же фотография в его паспорте. Как недолго он прожил... И умер, как человек, от разрыва сердца...
Маме с папой, наверное, понравились бы наши собаки, дом, и то, что в нём… Они, конечно, тоже переживали бы наше одиночество… огорчались бы, что внучки уехали… Правда они вряд ли одобрили бы то количество кошек, которое у нас сейчас: Буська, Котик, Васька, Бесёнок и Полосатик. Пять штук. Многовато… Правда, они все почти всегда во дворе, огороде или ещё где-нибудь гуляют. Но в непогоду собираются… Утром все прибегают на завтрак, днём, к обеду - все под столом, вечером кормлю ещё раз. Они скрашивают нашу жизнь.
А когда нам с Мишей было соответственно по 13 и 11 лет, жила с нами кошечка. Звали её Феска… полное имя – Фестивальная. Это был год, когда в Москве был Фестиваль молодёжи и студентов. Вот мы её так и назвали… Чудно?… Конечно!…
Жаль, что прожила она у нас не долго. Потом, уже у нас с Володей и Андрюшенькой был кот Мурзик. Он погиб на кордоне. Очень мы его любили… Зверьё – это радость…
- Как я встретилась с Володей, со своим будущим мужем?
- С девятого класса (уже в 393 ленинградской школе) производственное обучение у нас было. И руководила им Володина мама.
Звали ее Мария Петровна Пузанова.
Она учила нас работе с кинопроекционной аппаратурой. По окончании школы мы получали специальность киномеханика.
Было это в девятом классе, зимой.
Однажды в кинокабинете не было руководителя. Володя, который частенько заходил к маме, занимался своим обычным делом - ремонтировал кинопроекционный усилитель. Зина Вахарловская и я (мы учились в одном классе, а потом Судьба связала нас на долгие годы…), как дикие козы мы с ней скакали по партам, а Володя поглядывал на нас. Зину – то он знал с детства. Они жили в одном доме и её бабушка учила Володю французскому… Ещё до школы…
А тогда… Помню, какое-то страшное возбуждение напало на нас обеих. Скакали и скакали, гоняясь друг за другом. А потом Володя попросил меня что-то подержать, нужное для ремонта. И всё…
Сердце у меня колотилось так, что помню это ощущение по сей день. Ни одного слова сказано не было, но я знала всё…
Вот таким был мой жених. Это он в большой комнате, комнате его родителей.
А это я у кинопроекционного аппарата «Украина». Кажется, фотографировала меня Зина. Смотрю на экран и регулирую что-то правой рукой.
Девятый, десятый, одиннадцатый класс… не так и мало времени прошло до свадьбы. Я была в одиннадцатом, и во время зимних каникул у нас состоялось своеобразное обручение. Володины родители пришли к моим. Пришли с подарком. Магнитофон «Яуза» мог пригодиться мне при поступлении в институт. А моя мама купила для жениха серебряный подстаканник с хрустальным стаканом. Володя потом всегда пил чай из него. Подарок сей пропал на кордоне. В память о том обручении я недавно купила похожие подстаканники и стаканы. Может быть, они послужат и нашим потомкам…
А 25 апреля 1962 года вместо подготовки к выпускным экзаменам мы таки доженихались...
А потом было 1 мая. А через 9 месяцев 1 февраля родился Андрюшенька.
После выпускных экзаменов в школе я поступала в театральный. Принимал тогда Евгений Лебедев, уже тогда знаменитый актер БДТ. И дошла я почти до конца. Катерину из «Грозы» Островского играла на третьем туре, последнюю сцену. На собеседовании с мастером, после того как моей фамилии не оказалось в списке принятых, Евгений Алексеевич сказал, что я еще молодая, что он уже взял в свой класс девочку моего плана, и чтобы я приходила на будущий год. Вот… а я ведь для себя решила, что если не поступлю, рожать буду.
Вот такими мы были в 1962 году
9 августа 1962 года после Дворца бракосочетания, родители устроили нам свадьбу в ресторане «Астория». По семейному преданию этим рестораном владели до революции мои предки. (Ошиблось предание… при внимательном исследовании, оказалось, что владели они гостиницами на Малой Морской улице.) А после застолья (оно было днем) все поехали в Усть-Нарву. Мои родители снимали там дачу. Еще помню, что утро это началось с огромного букета белых роз, которые принес мне жених. А потом в парикмахерской мне сделали жуткую прическу, начесали волосы и побрызгали их лаком. С непривычки вся голова моя жутко зудилась. И после ресторана, кажется, в городе Нарва, я отправилась в баню отмачивать и расчесывать свои волосы. А потом забыла в этой бане свои золотые часики, на свадьбу подаренные. Тогда бабушка сказала мне, что все, что происходит на свадьбе, как знак, как символ, сбывается в дальнейшей жизни. «Ты будешь терять время и золото!» – сказала она. Так ведь оно и было…
Второй раз я вспомнила об этой примете, когда погиб на Памире двоюродный брат Володи - альпинист – тоже Володя Абрашкевич, московский (сын Михаила Васильевича, родного брата Володиного отца). Его жена Маша рассказывала, что во время их свадьбы пришло известие о гибели их лучшего друга, тоже альпиниста…
Третий раз я подумала об этой страшной примете, когда пропало на кордоне столовое серебро, которое я подарила на свадьбу нашим Андрюшеньке с Катей. В свадебном поздравлении я написала, что дарю серебро, чтобы дожили до серебряной свадьбы…
И когда оно пропало, я подумала – «ну, наверное, разведутся» … А вышло гораздо хуже.
Раз уж заговорила о мистике… видела я страшный сон ещё в детстве. Видела его несколько раз, рассказывала Володе ещё до нашей свадьбы. - Огромное пламя, горящий стог сена и в нём гибнет братец мой Мишка, самый близкий мне тогда человек. А я смотрю на это жуткое зрелище и не могу шевельнуться. Сердце зашлось от горя, от ужаса… и то же чувство через ровно через 50 лет и не во сне...
В остаток дней хочу покоя… Но кто мне скажет, что такое Покой, когда душа болит? Когда в глазах, куда не глянешь Всё тот же вертолет горит, Всё тот же страшный человек, Который сыном оказался… Я не прощу себе вовек! Покой мой видно там остался, Сгорел, как эти девять душ… Простите мне, но видно уж Моя, десятая душа Туда не больно хороша. Берут способных, сильных, умных, как наш Андрей… О Господи! Зачем ТАМ ум их? Ты лучше б нас прибрал скорей…
Вот так... И теперь до смерти это - главное. Думаю о конце очень часто. Эти записки - попытка оставить после себя хоть что-нибудь…
Очень больно, но, наверное, надо рассказать, как это было. 8 октября 2001 года... Володя возился с техникой за своим столом, я была в спальне. В 9.00. вертолет вылетел из аэропорта, в 9.15 упал, расстрелянный из ручного гранатомета, а в 10 об этом рассказали по НТВ. Я в своей комнате слышала эту передачу. Скатившись со второго этажа, рассказала все Володе и Кате. «Вы, со своими эмоциями мне детей испугаете!» - бросила Катерина. А дети-то в школе, на занятиях… Что на это скажешь? Катя осталась. Мы – в машину, забрали детей из школы, привезли их домой и рванули в Аэропорт.
Там шло совещание, решались вопросы поездки к месту гибели - в Кодорское ущелье. Стало ясно, где именно произошло это страшное событие (пригодилась Володина карта-километровка). Ясно, что добраться туда не просто. Нас попытались отправить домой, но когда поняли, что уговаривать бесполезно, а приказать нельзя, посадили в наш УАЗик Славу Хромых, еще кого-то и скорее на трассу. Только выехали с аэропортовской дороги - идет ООНовский эскорт в том же направлении.
Пристроились в хвост, едем. Затормозили… от нас опять попытались избавиться. Какой-то чинуша, вполне поняв кто мы и зачем едем, заявил, что ООН за нас ответственности не несет и если что – защищать не будет…
И не надо!.. Господи… даже вспоминать тошно…
Остановились на заправку и бензоколонщик рассказал, что знает о сбитом вертолете, но, вроде, люди живы… может быть, в плену… Какой лучик надежды блеснул тогда!.. Зачем? Чтобы мы хоть чуточку отдохнули от напряжения жуткой безнадежности? Может быть…
Еще через 10 километров встретили мужиков из миротворческих сил. Они видели все и сказали, что живых там нет. Вот… Километров за 5 до предполагаемого места все ООНовские машины остановились. Страшно им … Дорога очень круто пошла вверх и чеченцы слишком близко. А ехать можно было… Мы поехали. Набилось в наш УАЗик человек 12 - 14. Остальные люди из шести машин пошли пешком. Володю дорогой не удивишь, не испугаешь. Добрались до самого того места. От машины нашей вниз в ущелье метров 20 всего… дымящиеся обломки вертолета и разбросанные по откосу тела людей. От некоторых только груда черных костей осталась. Мы с Володей обошли всех… Один из пилотов, видимо, выпрыгнул на лету. Он был не тронут огнем. У остальных одежда сгорела и, казалось, что все – негры… Потому видно и не узнала… Не верил разум, что здесь мой мальчик. Так хотелось надеяться, что он в плену,… что он жив…
Выносили (в мешках), не разбираясь, всех подряд и укладывали в нашу машину. Почему-то решили, что не хорошо складывать тела друг на друга, решили, что поднимемся еще раз. Какая глупость! Мертвым-то всё равно…
Пока спустились вниз до места, где остановился ООНовский транспорт, пока перегружали груз 200 в большую санитарную машину, начало темнеть. И нам не дали подняться еще раз. А на следующий день там начались боевые действия и туда не пускали. И только через два дня вывезли всех. И Андрюшу тоже. Опознавали медики. Вернули Кате обручальное колечко. В информации, которая есть в ИНТЕРНЕТе от 9.10.2001 допущена масса неточностей, начиная от названия – «из Кодорского ущелья вывезли только погибших офицеров ООН». Это неправда. Там никто не разбирался в чинах и должностях. В тексте говорится, что тела военных наблюдателей ООН «привезли российские миротворцы, добравшиеся до места катастрофы». Это тоже, как я уже рассказала – неправда. Миротворцы не пускали никого на дорогу в горы на следующий день – это да. Ну и последняя неточность – Андрея Абрашкевича в числе погибших назвали поляком. Почему? Случайность?
Еще хочу рассказать, что накануне катастрофы отряды грузинских и чеченских командиров взяли под свой контроль несколько сел совсем близко от Сухума, зверски убили 14 мирных жителей. В информации Димитрия Бабича («Факты») «командир «Лесных братьев» заявил, что цель партизан – «наказать Абхазию за активное сотрудничество с Россией». Боевики также заявили о намерении сбивать каждый самолет или вертолет, пролетающий над контролируемой ими территорией». Андрюша это знал. Вечером при нас он звонил своему руководителю Бобу Вокеру и говорил, что лететь нельзя, слишком опасно. Ведь этот полет был организован их связной службой для замены аккумуляторов на ретрансляторе в селе Ажары в Кодорском ущелье. Военные наблюдатели просто решили воспользоваться случайной оказией. (А в информации Бабича – «цель полета – инспекционная поездка в рамках программы разоружения разрозненных бандформирований…» ) И начальнику Вокеру показалось неудобным отменить заранее запланированный полет. К тому времени уже было известно о напросившихся военных наблюдателях. Ведь хотел лететь зам. главы миссии ООН по наблюдению в Грузии подполковник Ласло Торок (венгр). Вот и слетали. И еще… Больше 35 лет назад (в 1964-м) мы с Володей на велосипедах с мотором уже были под горой Сахарная голова, где убили Андрюшеньку. Пожалуй, самые яркие, самые сильные и радостные в нашей с Володей жизни воспоминания связаны у нас с названием села и озера Амткели… Когда-нибудь я расскажу и об этом. А теперь в Свидетельстве о смерти сына так и написано – место смерти с. Амткел. Горькая ирония СУДЬБЫ. А на территории миссии ООН поставили памятник погибшим.
Памятник на территории миссии ООН в Сухуме
С другой стороны камня надпись по английски.
Перечислены все девять фамилий.
Похоронили мы Андрюшеньку на маленьком заброшенном кладбище Сухумского аэропорта, среди погибших и умерших лётчиков.
На черном камне его портрет с одной из последних фотографий, в цветничке ползучий толстолист с малиновыми звездочками цветет почти весь год, черная решетка вокруг.
На 9-й день.
Место гибели – подножье горы Сахарная голова Кодорского ущелья Абхазии.
После кладбища в саду Славы Хромых.
Котик, что у меня на руках, появился в первую ночь после гибели Андрюши. Он плакал под окошком у Кати, на притолоке второго этажа. Она не открыла. Он обошёл дом, пришел к окну нашей спальни и я взяла его на руки.
Но самое удивительное, что собаки на него даже не залаяли, приняли, как своего... Погиб котик от чужих собак ровно 3 года спустя.
Солнышко ласковое, нежное… 
