Мамин день...

День маминого рождения 9 января в нашей семье
был главным праздником в году.

   Он любил Адочку. И всегда звал ее именно так, и в глаза, и за глаза. Они обожали играть в дурачка, и Алька частенько и с удовольствием поддавался Ариадне. Ему хотелось доставить Адочке удовольствие. Алик в нашем доме - всегда свой человек.
   Он ценил в маме непосредственность и просто любил ее как родного человека. В день маминого рождения гостей никто не приглашал, а за столом собиралось человек 20-25. Во главе стола всегда садилась бабушка. Мама бесилась, но терпела.
   Не могу не вспомнить Златкиных, они появлялись раньше всех. Это семейство было очень близко нам еще со времен ссылки папы и Ефима Львовича Златкина в Ростов на Дону. Папу сослали за то, что он в анкете написал, что имеет родственников в Бельгии, а Ефима Львовича за пятый пункт (национальность).
Сохранилось моё письмо папе (с Мишкиной припиской). Я была в третьем классе, Миша в первом. Занятный документ своего времени. Уменьшено раза в 2, примерно. Как учили нас писать!.. Пёрышком № 86... с нажимом, а потом - волосяная линия... Теперь и не помнит об этом никто... А ошибок-то, ошибок-то сколько!

* *

   Папа и Ефим Львович Златкин и в Ленинграде работали в одном институте и в одном отделе и в Ростове на Дону, в ссылке, тоже вместе. Я уже писала, что это была шарашка, вроде Солженицынской. Сослали их в 51-ом, а в 53-ем мы (я и Мишка с мамой) ездили туда к папе летом. Эмма Семеновна Златкина очень подружилась с мамой тогда, а мы с Мишкой играли с Ирой, их дочкой, нашей ровесницей.

   Заметно, какая я тощая была тогда? Да и Мишка тоже очень похудел. Болели мы там очень… Акклиматизация... А когда было полегче, по воскресеньям все вместе со Златкиными ездили на Дон купаться, загорать. К этому времени режим «шарашки» уже не был так суров. Сталин умер и реабилитация была «не за горами». Брали с собой какую-нибудь еду и уезжали на целый день.
     Там в Ростове-на-Дону я впервые поняла, что значит гадкое слово - жид, жидовка. Не знаю уж почему, для меня в детстве слово «жид» было синонимом слова «жадина». Я попала в очень неловкую ситуацию. Нам троим (нам с Мишкой и Ирке Златкиной) дали денег на мороженое. А продавщица (абсолютно русская) недодала сдачу (мелочь какую-то). Прибежав к родителям я обозвала продавщицу жидовкой (это при Эмме Семеновне...)… А потом было так стыдно!.. Жутко… Помню и стыжусь по сей день…



   Ефим Львович Златкин всегда был душой общества. Он великолепно рассказывал анекдоты, знал их великое множество, и была в них чисто еврейская сочность и полная невозмутимость рассказчика.


Папа так радовался тогда,
что мы к нему приехали!..

   Но вернёмся в Ленинград в День рождения нашей мамы. За столом Ефим Львович со своими, всегда новыми, анекдотами, рядом его жена, Эмма Семёновна (на самом деле у неё какое-то другое очень сложное имя, которого никто не знал). Она тоже работала вместе с папой. Великолепный цвет лица и улыбчивость, ум и эрудиция притягивали к ней присутствующих. За ней всегда с удовольствием ухаживал папин брат – дядя Шура.

приходил с женой Ксенией Юрьевной Стравинской, ее дочерью (от первого брака) - Алёнушкой (Стравинской Еленой Алексеевной р. 07.10.1932) и мужем Алёнушки – Севой ( Всеволод Петрович Степанов р.20.06.1934).

   Это семейство – единственные мои близкие родственники в Ленинграде (не считая, конечно, семьи Миши, родного брата). 

     Я очень их любила и радовалась появлению у нас дома.
   Два других брата папы – дядя Володя и дядя Кира всегда жили в Горьком (ныне опять Нижний Новгород). О них я скажу дальше.

   Дядя Шура, как и папа родился в Софии в Болгарии. Среднюю школу окончил уже в Нижнем Новгороде, потом он учился в строительном техникуме в Ленинграде, потом в Академии художеств, которую окончил в 1931 году с дипломом архитектора. До 1938 года работал в проектных организациях Нижнего Новгорода, с 1939 по 1941 г. работал в Москве на строительстве дома Советов.
   Всю войну Александр Александрович Яковлев был в действующей армии, награждён орденом Великой Отечественной Войны и 13 медалями. После демобилизации работал в Ленинграде - в институте "Гипромез". На пенсию вышел в 1978 году.

На этих снимках мама с дядей Шурой
уже после того, как не стало жены его
- тёти Ксении.

Фото 09.01.1986.
Маме здесь 74 года.

   А сейчас нет и мамочки и дорогого моего дяди Шуры. Как он всегда был красив, элегантен, галантен с дамами, как он прекрасно танцевал!

   А мама любила наливать всем чай из самовара. Чашки на столе – первый и единственный послевоенный сервиз в нашем доме. Он до сих пор служит семейству Михаила. Приезжая в Питер люблю пить из него чай.



   Дядя Шура и тетя Ксения (Ксения Юрьевна Стравинская), жена его, – оба архитекторы. Дядя Шура под конец своей карьеры был заместителем главного архитектора Ленинградской области.

   Первую жену его, со странным именем Вевея (Вевея Ивановна Сатунина - танцовщица эстрады), моя баба Юля (папина мама) не жаловала. Кажется, супруги прожили вместе совсем не долго. В 1937году в Горьком родился сын, которого назвали тоже Александром (стало быть, Александр Александрович Яковлев третий, самый младший)

  Отношения его родителей меж собой практически были прерваны. Они развелись (в 1943) и Вевея с сыном жила в Москве, а дядя Шура – в Ленинграде.

Александр Александрович

самый мл.) с собачкой

   Шурик приезжал к отцу уже практически взрослым, но произвёл впечатление циничного потребителя на всех, кто его видел. Забрал какие-то подарки и уехал навсегда.
   Мы с Мишей видели его выступающим в Московском балете на льду. Но так и не подошли. А хотели…

   Дядя Шура относился к Алёне, как к дочери. Она ведь узнала его - второго мужа своей матери, уже в сознательном возрасте и, похоже, ершисто сторонилась в начале. Но устоять перед его обаянием было трудно. Свою падчерицу он катал на плечах, как потом и нас с Мишкой и легко победил первоначальный холод.
     Судьба Игорька, сына Алёнушки, очень горькая. После школы он пошел в фельдшерское училище, окончил его и работал наркологом-фельдшером.
     За много лет до этого он попал к индуистам, не знаю уж какого точно направления. Он очень строго соблюдал их законы. К примеру, никто не дотрагивался до его еды, посуды. Всё это он приготавливал только сам. Ел строго вегетарианскую пищу.

   Кончилось всё это страшно. После нескольких попыток суицида он добился своего. Спасти Игорька не успели. Видимо в этом индуистском объединении смерть понимается, как высшее благо и стремление к ней принимается, как нечто естественное.
   Дядя Шура, родители и все вокруг очень тяжело пережили эту трагедию. Молоденькая девушка (кажется, лет 16-ти) Машенька, которая любила Игорька, приходила к Алёне ещё несколько лет после этого.

   Пока были живы бабушка с дедушкой все их сыновья с жёнами и детьми приезжали в Горький. Как там было хорошо! Компания эта фотографируется на тех же ступеньках в доме 33 на Больничной улице, на которых в 1927 году снята семья бабушки и дедушки (фото в статье "Капризы памяти 1" ). Только вот перила к крылечку пристроили. А Мишка, как всегда, вертится и личико его смазано…

 

   Дядя Шура всю жизнь был одним из лучших яхтсменов нашей страны, мастером парусного спорта и очень любил свои яхты, море, гонки и всё, что с этим связано.


   Незабываемые впечатления остались у меня от походов на яхте с дядей Шурой. Но я редко ходила с ним - страдаю морской болезнью. Помню одну из последних яхт под названием «Двина». Это большая яхта, так называемая «шестидесятка». Площадь паруса у нее 60 кв. метров. Дядя Шура был капитаном и ходил на ней в Швецию и Норвегию. Не раз он выигрывал и международные гонки. А ещё была яхта под названием "Ангара". Я на ней тоже ходила.

К сожалению, не знаю из какой газеты эта вырезка…
Хорошо, что она сохранилась!

     Очень люблю и дядю Шуру и эту его фотографию. Он не терял обаяния до конца своих дней. Помню, как в последний наш приезд в Питер на УАЗике мы катали его с Алёнушкой и Севой по городу и набережной Невы. Как раз на воде масса парусных судов собралась... это уже незадолго до конца Александра Александровича (мл.) было...
   Дядя Шура! Дорогой мой дядя Шурочка! Как хотелось мне доставить тебе хоть какое-нибудь удовольствие!
   Я всегда любила бывать в Вашем доме. Это – чудесное жилище по-настоящему интеллигентных людей, где всегда чтилась память о родных и близких. Хорошие картины в великолепных рамах, фотографии и миниатюры на стенах, книги, мебель, бронза, коврики и пледы, всё дышит памятью о предках (и Яковлевых, и Стравинских).
   Я сейчас в Абхазии, так далеко от Питера… всё бы, кажется, отдала, чтобы посидеть в этом доме и послушать рассказы о тёте Ксении, дяде Шуре, о дедушке и бабушке, о дяде Володе, дяде Кире, Игорьке и всех, кого уже нет на свете. Хочу знать все об Алёне и Севочке. Поняла недавно, что не знала даже отчества и фамилии Севы, любимого мною человека. Простите меня, родные мои!


   Эта фотография и рисунок Пикассо из книжечки «Стравинские в Петербурге и Ораниенбауме», вышедшей в 2002 году. Мне подарила её Аленушка в мой последний приезд в Питер. Привожу и дословную цитату оттуда же:

   «Племянница композитора Ксения Юрьевна (дочь родного брата, архитектор по профессии) вспоминает, что, готовясь к встрече знаменитого дяди в доме на Крюковом канале, во время его приезда на Родину в 1962 году, родственники находились в весьма затруднительном положении: их квартира уже была «коммуналкой», а расстраивать Игоря Фёдоровича не хотелось. К счастью, «сохранились кое-какие вещи – бронза, книжные шкафы, фарфор и др., которые принадлежали его родителям».
   И дальше: «Благодаря литературному таланту и подвижнической деятельности Ксении Юрьевны были сохранены многие семейные реликвии, изучена родословная (до середины ХVI столетия). Она же стала автором замечательной книги «О И.Ф.Стравинском и его близких». Здесь по-новому высвечен человеческий облик композитора в кругу своей семьи, увиденный глазами очень близкого, родного человека».


Хочется рассказать что-то своё о тёте Ксении.
   Ну, во первых, у неё был совершенно особенный тембр голоса и очень своеобразная манера говорить. Скажем, по телефону её ни с кем не спутаешь. Одевалась Ксения Юрьевна очень сдержанно и элегантно. Помню очаровательную розовато-сиреневую шёлковую кофточку с большим мягким бантом под горлом. Очень красивая была кофточка.
    Во вторых, тётушка, когда приходила к нам, частенько приносила с собой диапозитивы, заснятые в путешествиях к зарубежным родственникам И.Ф.Стравинского. Она чудесно комментировала картинки и это было великолепным дополнением к праздничному столу. Пища духовная, как известно, ничуть не менее важна, чем то, что было на столе.

   А стол у мамы всегда был очень вкусным. Обычно накануне делалась свиная ножка в естественном желе, которое у нас почему-то называлось - «дрегло», судак по-польски (отварная рыбина выкладывалась на большое бабушкино дореволюционное, кузнецовское блюдо, заливалось майонезом и посыпалось порезанным крутым яйцом и зеленью). Ну и, конечно, салаты разные, которые украшались маринованными грибами летних запасов и лучком зелёным, словно грибочки в траве зелёной растут. Тогда ведь такого изобилия, как сейчас, не было.
   А в день маминого 50-летия открыли, наконец, бутылку шампанского, которая хранилась с первого дня рождения мамы. Она была куплена в 1912 году и пережила все перипетии революции, гражданской и Великой отечественной войны. Она жила в бабушкином сундуке и ездила в нём из Барнаула в Томск, Новосибирск, Таганрог, Ленинград… побывала в оккупации у фашистов и снова вернулась в Ленинград. Не скажу, что шампанское было очень вкусным… кисловатое и без газа почти… Но всё-таки это было интересно. А на будущее… я думаю, что на долгое хранение надо оставлять коньяк или вино, которое от долгого хранения только приобретает, а не теряет своих достоинств. Шампанское для этого не годится.

За столом папа всегда садился рядом с мамой. Фото 09.01.1962

   Несколько слов о бабушкином сундуке. С детства он у меня связан с чем-то интересным и очень таинственным. Сундук достаточно большой, приблизительно 120 х 70 х 70 см окован раскрашенным железом с замком, который открывается с красивым звоном.
   Я где-то в начале уже упоминала, что был у меня старший брат Эдик (которого бабушка прятала от немцев), мамин сын от первого брака. И вот в бабушкин сундук мы лазили под его руководством. Эдик был старше меня лет на 5. (точно не знаю и спросить больше не у кого). Мне было лет 7, Мишке – 5, а Эдику 12. Он уже мог сам открыть сундук (а это было не просто). Там ужасно интересные вещи хранились: бабушкино подвенечное платье, фата, визитное платье дореволюционное (черное кружевное на белом шелковом чехле, то самое, в котором бабушка снята в полный рост [в статье "Мои сибирские предки"]… и ещё много всякой всячины.

   Там же хранилось тогда столовое серебро, которое ещё юная наша бабушка получила от своих родителей на свадьбу. Большой комплект с вензелем на каждом предмете. Вензель Р.Ф. расшифровывается – Раиса Фонарёва (девичья фамилия нашей бабушки, маминой мамы).
  Судьба этого комплекта достаточно грустная. Часть, которую я получила в подарок на собственную свадьбу и подарила сыну на его свадьбу, погибла на кордоне. А это - то, что осталось.
  ; Судьба брата моего старшего, Эдика, ещё хуже. Он умер от менингита в возрасте 13 лет. В детстве с бабушкой мы часто ездили к нему на Охтинское кладбище и сажали анютины глазки. С тех пор эти цветы у меня ассоциируются со смертью и с кладбищем…
   У Михаила, младшего моего брата, может быть, осталась фотография Эдика. Мне бы хотелось сохранить её…

Ну вот... из Питера прислали фотографию Эдика.
Пусть она будет здесь.

* *

   Но вернёмся опять в День маминого рождения. Перечислять всех, кто в этот день бывал у нас достаточно бессмысленно. Все родные и друзья, которые в это время бывали в Ленинграде, педагоги её музыкальной школы, многие мамины ученицы.
* *

   Эти две фотографии - день рождения в один из самых последних лет нашей мамы (ее не стало в 1992 году). Здесь она с Олей Бызовой. Эта мамина ученица пришла в наш дом девочкой лет 12 – 13, а стала (лет через 12 - 13) педагогом той же музыкальной школы, где работала мама и которую Оля когда-то окончила. У неё после школы – музыкальное училище, после училища - Ленинградская консерватория. Оля – родной человек в нашем доме. Она теперь Тунеманова. И муж её – Георгий Александрович Тунеманов – тоже давно в нашем доме совсем свой.
   Это он с мамой на фотографии слева. Георгий Александрович – друг Миши, брата моего, и Алика Фонарёва, о котором я говорила в предыдущей части "Капризов памяти".

   Он тоже родился в Софии 31.12.1911 года. Сразу после окончания школы в 1928 году он работал электриком на строительстве (до 1931 г.). Потом поступил в Горьковский строительный институт. В 1935 окончил его. Сохранился дипломный проект Владимира Александровича - проект ипподрома для города Горького. Ипподром, кажется, построен не был, но проект интересный. И руководил этим  дипломным проектом профессор Дмитрий Силиверстов, с которым дядя Володя и дальше работал.  Митюша, сын дяди Володи рассказывал, что статуи коней, похожие на клодтовских нарисовал Александр Александрович. Вполне естественно, что отец помогал сыну защитить диплом хорошо. Сохраняю здесь на память этот проект ипподрома. 

     Потом дядя Володя работал  год на строительстве водопровода в Сухуми. (1936г.) Потом, вместе  руководителем своего дипломного проекта строил санаторий Горьковского Обкома партии (в Сочи, вроде, на Мамайке).  Этот проект тоже сохранился.

Сохранилось и несколько памятных фотографий этого санатория -

 первой большой архитектурно-строительной работы Владимира Александровича Яковлева. 

      А Владимир Александрович потом до 1988 года работал в строительных организациях г. Горького... сегодня Нижнего Новгорода.

   В 1953 году дядя Володя в квартире Тамары Грейбер (она с юности дружила со всеми молодыми Яковлевыми, её отец - архитектор работал вместе с Александром Александровичем, отцом семейства Яковлевых)... так вот дядя Володя там познакомился с Людмилой Павловной Козловой (моя тётя Люся теперь). Она много лет проработала на Горьковском телевидении пом. режиссёра, потом режиссёром. До этого тётя Люся работала в Горьковском Горсовете и знала (общалась) с Александром Александровичем (старшим). Рассказывала мне, что о дедушке все говорили, как о мягком, необычайно интеллигентном человеке.
   Юлия Петровна и её, Людмилу Павловну, не приняла, как свою невестку... переженились они, когда Юлии Петровны уже не было - в 1955 году, незадолго до рождения Мити, их сына (Дмитрий Владимирович Яковлев - мой двоюродный братец).

     В 1954 году дядя Володя поехал отдыхать в Сочи и впервые увидел свою дочку. Ей было уже 15. Стали переписываться и через год Лида переехала в Горький. Она кончила там среднюю школу и строительный техникум.

* *

На этой фотографии –
дети дяди Володи.
Лидочка держит на руках Митюшку.

Фотография на Черноморском берегу. Дядя Володя с женой и двумя детьми.
Тётя Люся(сидит), Лидочка(на коленках) , дядя Володя и маленький Митюшка.

* *

Дядя Володя с Митюшкой. Очень хороший снимок.

   С самого детства нам с Мишкой очень нравился дядя Володя. Приезжал он в Ленинград чаще, чем второй брат папы - наш дядя Кира (Кирилл Александрович Яковлев). Дядя Володя был гороздо более общительным, открытым. И вот, однажды, мы с Мишкой договорились до того, что моим мужем будет Владимир, а сыном – Андрей. Это было после лета на даче в Смолячково, где мы дружили с мальчишкой по имени Андрей. Тогда с ним вместе ловили мы миног в речушке недалеко от дома, играли в лапту… А осенью мы с Мишкой записали эту клятву на стене. Кажется, мне было 13, а Мише – 11 лет. Интересно, помнит ли братец мой об этом?… Так ведь и вышло… Сдержала я ту детскую клятву.

   В доме дяди Володи и тёти Люси всегда жили собаки. Не знаю как зовут этого щенка овчарки, но помню, что в какой-то другой период у них был чудесный белый королевский пудель, по кличке Лель. Иногда в доме было несколько собак.

   Дядя Володя довольно долго ( с 1961 по 1964 г.) работал в Индии (служебная командировка, г.Ранчи) на строительстве какой-то плотины, кажется. Он работал там ведущим специалистом. А после возвращения в Союз был у нас в Ленинграде. Это было осенью 1964 г

 

   А на левом снимке (выше) дядя Володя (Владимир Александрович Яковлев) справа, рядом – дядя Шура, рядом – мама, папа. А почти спиной к зрителям – это я и маленький Андрюшенька у меня на коленях. Виден только затылочек. Из Индии дядя привёз всем какие-то подарки.

   Маме – бусы из слоновой кости  и серую шерстяную ткань, из которой потом сшили зимнее пальто с лисьим воротником, папе – кусочек прозрачного «газа» на сачок для бабочек, мне – сверкающий малиновый металлизированный капрон. Из него получилось нарядное платье, в котором я была на 60-летнем юбилее папы в кафе «Белые ночи»…
   А эти сувениры слоники подарила нам жена дяди Володи уже после его смерти. Были мы в Нижнем Новгороде ещё с Андрюшенькой... в 2000-м году. Хорошее было путешествие...


Это я на фото 1 октября 1967 года в день рождения папы.

И платье то самое... Нарядное было платьице

   Праздник тогда удался. Он был так счастлив!.. Было, наверное, человек 60 - 70. Все любили моего отца… и так искренне!..

   Не хорошо, что я так резко бросила рассказ о дяде Володе?... Но я, к сожалению, больше ничего и не знаю. У меня слишком мало данных о нём, о его жизни, работе. Знаю, что за успешную работу дядя Володя награждён четырьмя медалями. Знаю, что на пенсию вышел в 1988 году. Надеюсь, что приедет сын его Митя, расскажет мне побольше и эти строчки я заменю. А пока могу сказать здесь, что я была в Горьком на первой свадьбе Мити. Несмотря на то, что виделись мы всего несколько раз в жизни, Митя – очень родной для меня человек. Он – очень Яковлев. Это трудно объяснить, но я это остро чувствую.



   В мае 1973 дядя Володя с дядей Кирой приехали из Горького на похороны папы.

   Несмотря на горький повод, братья рады, что встретились. Дядя Володя в центре, справа – Шура, слева дядя Кира.

   В 70-х годах (в начале) я ездила в Горький с мужем, его родителями и Андрюшкой маленьким на «Победе». Мы посетили дом, где когда-то жили Яковлевы (Больничная ул. Д.№33). Всё там было не так, как в детстве… Дом совсем чёрный…казалось,что его скоро снесут… но до сих пор не снесли… Огромные старые деревья, которые в детстве были не такими… Тень, мрак; садика, который казался большим садом и вовсе нет… Грустно…
   Была я в Горьком незадолго до смерти дяди Володи. От этой поездки в памяти остался облик родного, тяжело больного человека и душная обстановка в доме.
   Умер дядя Володя 26 июля 1999 года. Вырваться на похороны не удалось.
   Последний раз мы (я, Володя и Андрюша) были в Горьком (в Нижнем Новгороде) осенью 2000 года. Проехали по городу, полюбовались зданиями, которые проектировал дедушка, спустились по дедушкиной лестнице к Волге. Тётя Люся подарила мне картину, которую недавно украли, шкатулочку и слоника (дядя Володя привёз их из Индии).

 

   Кирилл Александрович Яковлев, последний ребёнок в семье моих горьковских бабушки и дедушки, младший брат папы родился 31 августа 1918 года. Я видела его 3 или может быть 4 раза в жизни. 


     В 1938 году он закончил исторический факультет Горьковского педагогического института. Проработав один год преподавателем истории в средней школе в 1939 году был призван в армию и служил солдатом на Западной границе. В 1941 году при отступлении армии попал под Москву, где был тяжело ранен и попал в плен к немцам. 
     Работал там переводчиком в госпитале. После войны его отправили в наши фильтрационные лагеря. И это было похуже, чем у немцев. При мне он никогда ничего не рассказывал об этом периоде своей жизни. Но мама говорила, что было ему очень плохо. Он пробыл там 2 года. В 1947 Кирилла Александровича освободили и реабилитировали, 
   После освобождения он работал в музее и заочно учился на филологическом факультете педагогического института в Горьком. Получил второй диплом - учителя литературы. С тётей Лизой – Елизаветой Евгеньевной Поповой Кирилл Александрович познакомился в первые послевоенные годы. Она тоже работала в Горьковском краеведческом музее художником-оформителем.
   Юлия Петровна и её, как остальных своих невесток, (кроме мамы), не приняла, не понравилась она ей.
     После окончания Кириллом института было много переживаний, ему не разрешали работать в школе. Я помню, как это обсуждалось у нас в доме. Потом позволили преподавать литературу, но не историю. Опять было много волнений.

А это с дядей Кирой я и Мишка

   Елизавета Евгеньевна любила дядю Киру. Брак их был оформлен только в 57 или в 58 году. Тётя Лиза в юности тоже хлебнула горя всякого. Её отец был, якобы, кулаком в селе Шилово и решением Совета бедноты был объявлен «лишенцем». Лизу никуда не принимали учиться. Много позже (к сожалению, не знаю когда именно) она была восстановлена в гражданских правах. 

   В конце концов, дяде Кире разрешили преподавать и историю, и литературу. Он работал в 14 школе г. Горького почти до последних дней. Преподавал историю. Своих детей у Кирилла Александровича и Елизаветы Евгеньевны не было. Жили они в отцовском доме. Дяде Володе, кажется после командировки в Индию, дали отдельную квартиру, а Кира остался в родительском доме. 
   Умер дядя Кира 17 января 1977 года. Миша ездил на его похороны. Привёз из Горького чудесную итальянскую картину, которую дедушка подарил когда-то своей невесте. Миша продал эту картину в Эрмитаж и купил на эти деньги дачу. Я тогда на него очень обижалась. Мне кажется, что наследственные вещи нельзя превращать в деньги и дачи. Я, наверное, не права? Дача это тоже хорошо… И потом... всё-таки в Эрмитаж, а не куда-нибудь в частную коллекцию попала картина... Её может видеть множество людей... это утешает...

Вот она, эта картина... единственное её изображение... ещё в доме нашем родовом в Горьком 13 марта 1952 года.
А под ней братья Яковлевы(Александр, Михаил, Владимир и Кирилл) и мамочка моя в день похорон Юлии Петровны, их мамы.

Те же люди и тогда же...  под круглой картиной "Венеция".

   Она потом всегда была в нашем родительском доме и осталась у Миши… А бюст деда А.А.Яковлева (за спиной этой компании, на рояле) создан был кем-то из друзей дома. Планировалось сделать надгробный памятник, да так и остался этот бюст … Стоит в доме тёти Люси, жены Владимира Александровича Яковлева. Надо будет спросить у Мити, их сына, кто автор бюста… Интересно...