|
|
|
 |
222. Александр Михайлович (VII:15), сын Михаила Петровича и Екатерины Александровны Ермоловой, родившийся 14 сентября 1799 года; коллежский асессор; Предводитель дворянства в Корсуне ("Общий штат на 1845 год"), более всех содействующий основанию в Симбирске Карамзинской библиотеки. Его женою стала Екатерина Алексеевна Наумова (р.24.9.1799 г.). Их дети: Николай (р. 1.8.1835 г.), Михаил (р.22.11.1836 г.), Алексей (р.14.5.1838 г.), Павел (р.27.2.1840 г.), Пётр (р.16.11.1841 г.), Екатерина (р.19.5.1843 г.) Анна (р.7.4.1845 г.) и Александра (р.16.10.1846 г). Скончался Александр Михайлович 9 января 1874 года и погребен на кладбище Данилова монастыря ("Московский Некрополь", т.3; СПб,1908). 215.
223. Николай Михайлович (VII:16), сын Михаила Петровича и Екатерины Александровны Ермоловой, родившийся 4 марта 1803 года в Симбирске. "Детство его, баловня семьи, было окружено такими условиями, которые развили в нем склонность к удовольствиям и праздности, загубив в нем одновременно всякую самостоятельность и твердость характера; эти обстоятельства отразились и прошли красной нитью через всю последующую жизнь поэта. На 12 году он был отдан в Петербургский институт горных инженеров, где воспитывались два его старших брата. Не чувствуя ни малейшей склонности к главным институтским предметам - математике и математическим наукам - он учился весьма слабо, увлекаясь в то же время чтением и поэзией; значительное влияние на него в этом смысле оказал один из воспитателей, А.Д. Марков, которому Языков впоследствии посвятил прочувствованное стихотворение. Кое-как окончив курс в Горном институте, Николай Михайлович, по совету братьев, перешел в Инженерный корпус. К этому времени относятся его первые, более серьезные стихотворные опыты, в общем настолько удачные, что обратили на автора внимание некоторых лиц, в том числе профессора словесности в Дерптском университете, известного литератора А.Ф.Воейкова, который открыл Языкову страницы своего журнала "Новости Литературы", а его самого пригласил перейти в Дерптский университет для занятий словесными науками. Развившееся отвращение к "мумиальному существу - музе математики" позволило Николаю Михайловичу с легким сердцем оставить Инженерный корпус и переехать в Дерпт (1820 год), куда влекло его также желание научиться немецкому языку, этому, по его выражению: "истинному алмазному ключу ко всему прекрасному и высокому". Поселившись в семье лектора немецкого языка фон-Борга, он первое время усердно работал над изучением латинского и немецкого языков и готовился к необходимому для поступления в университет экзамену, продолжая вместе с тем трудиться над совершенствованием своих поэтических опытов. Талант его постепенно развивался и креп. Вступительный экзамен сошел благополучно, и Н.М. Языков был принят в университет. Здесь на его воспитание и поэтические упражнения существенное влияние оказал профессор русской литературы Перевощиков, человек со странными и достаточно невежественными вкусами, в значительной мере усвоенными и Языковым, хотя собственно на поэзии последнего мало отразившимися. Вскоре произошло знакомство Николая Михайловича с В.А. Жуковским, личность и беседы которого произвели на молодого поэта неизгладимое впечатление. Под влиянием бесед с ним в Языкове с новой силой пробудилась страсть к творчеству, несколько заглохшая под напором усиленной работы для поступления в университет. Новые опыты вполне упрочили за ним, застенчивым, неуверенным в своих силах поэтом, литературную славу первостепенного таланта, и все журналы наперерыв добивались его сотрудничества. Поощренный этим Н.М.Языков продолжает работать еще настойчивее, хотя слишком разбросано, отрывочно и бессистемно. Однако у него не было силы воли, чтобы противостоять нравам окружающей его среды, в данном случае - бесшабашному образу жизни немецких буршей, и после периода интенсивной работы он с пылом неопытного юноши кинулся в омут низменных удовольствий, окружив себя "сиюминутной младости минутными друзьями". Чем дальше, тем больше втягивался он в жизнь кутежа и разгула немецко-студенческого кружка, и свой поэтический дар стал отдавать почти исключительно на воспевание разных сторон такой жизни; его стихотворения этого периода носят преимущественно эротический характер, сам же Языков превращается в тип ничего не делающего и предающегося лишь удовольствиям "вечного студента". Однако среди увлечений кутежами и разгулом у Языкова, как вообще у даровитых людей, наступали периоды реакции; тогда он с необычайной энергией набрасывался на изучение русской и всеобщей истории, русской и иностранной литературы, с увлечением начинал посещать лекции, предпринимал небольшие поездки, а главное - возвращался к серьезному творчеству, редкие плоды которого все больше возбуждали к ним интерес публики, современных писателей и журнальных редакций. К этому времени Языков становится всеми признанным поэтом. Дельвиг был о нём высокого мнения, Пушкин уже в 1823 году признал его за выдающегося поэта, а в 1826 году писал Рылееву: "... ты изумишься как он (Языков) развернулся, и что из него выйдет; если уж кому завидовать, так вот кому я должен завидовать", Булгарин расхваливал его в своих "Литературных листках", Погодин просил его сотрудничества в "Московском Вестнике", Измайлов - в "Благонамеренном", Жуковский подарил ему изящный экземпляр своих произведений. Его произведения печатались в "Невском Альманахе" Аладьина, "Северном Архиве" и "Сыне Отечества" Булгарина, "Новостях Литературы" Воейкова, "Северной пчеле", "Соревнователе Просвещения", "Северных Цветах", "Альционе", "Полярной звезде" и прочих. Со своей стороны Языков внимательнее всего относился к "Полярной звезде" и к редакторам, издателям которой, известным впоследствии декабристам Бестужеву и Рылееву, он питал особые симпатии; в этом органе напечатано им одно из наиболее любимых своих стихотворений - "Родина". Летом 1824 года Языков ездил к себе на родину, в Симбирскую губернию. Услышав об этом, Пушкин через университетского товарища Языкова - А.Н.Вульфа, приглашал его к себе в Михайловское. По свидетельству сестры Вульфа, Пушкин очень хотел этого свидания, но оно не состоялось, главным образом, по нежеланию Николая Михайловича, который в это время относился к Пушкину с предубеждением. В следующем году Языков посетил Петербург и Москву, где завязалось много литературных знакомств. После четырехлетнего пребывания на студенческой скамье, он в 1825 году попытался было подготовиться к экзаменам, но систематические занятия оказались для его обленившегося характера непомерной трудностью, и Языков вновь отдался кутежам, приведшим его к большим долгам. Летом 1826 года он уехал в село Тригорское, расположенное неподалеку от Михайловского Пушкина. Тогда же и состоялось, наконец, свидание Языкова с великим поэтом. В течение нескольких месяцев жили они вместе, делясь мыслями и поэтическими думами; этот период, описанный Языковым в своем знаменитом стихотворении "Тригорское" он считал самым счастливым в своей жизни и любил вспоминать о нём до самой смерти. Личное знакомство с Пушкиным и более внимательное изучение его произведений имели для Языкова тот результат, что он изменил выработанный под влиянием Перевощикова неблагоприятный взгляд на поэзию Пушкина в лучшую сторону, хотя от полного предубеждения к его произведениям все же не освободился. Между тем, здоровье Языкова вследствие разных излишеств, от которых он не мог отказаться даже в Тригорском, пошатнулось, и по возвращении в Дерпт поэт стал страдать продолжительными и мучительными головными болями, мешавшими ему работать; не менее мучила его мысль о невозможности подготовиться к выпускным экзаменам, которыми его торопили родные. Неоднократные попытки поэта приняться за серьезную к ним подготовку всегда терпели неудачу, и он каждый раз снова бросался в омут кутежей, должая и запутывая свои дела. Убедившись в полной бесполезности и даже вредности дальнейшей жизни в Дерпте, где им было сделано более чем 28 тысяч рублей долгов, Языков в 1829 году обратился к старшему брату с отчаянным письмом, прося уплатить долги, разрешить покинуть Дерпт и обещаясь дома подготовиться к экзаменам и держать их в Казанском университете. Брат был вынужден согласиться, и Языков переселился сначала в Симбирск, а оттуда в деревню. Однако, вскоре стало ясным, что мечте об университетском дипломе не суждено было осуществиться - слишком укоренилось в поэте отвращение к систематическому и усидчивому труду. По поводу этого, а также и других не осуществившихся мечтаний Николай Михайлович впоследствии писал: "Вообще судьба моя, несмотря на то, что она вполне от меня зависит, или оттого именно, чрезвычайно странна и глупа даже. Я все как-то не на своем месте; пишу не в приволье, а урывками, все надеюсь на лучшее будущее, а оно не приходит". Эти собственные слова поэта лучше всего его характеризуют. Ему всегда казалось, что все зависит от счастливо и благоприятно сложившихся обстоятельств, которые втянут его в работу, в то время как сам он не предпринимал никаких шагов в этом направлении. В деревне ему показалось, что его работа пойдет успешно, если он переселится в Москву, куда он и поспешил. Здесь он поселился в семье Елагиных, с которой у него всю жизнь были самые задушевные отношения. Окружающая среда подействовала на Языкова в моральном отношении весьма благоприятно, но излечить его от беспечности, отсутствия выдержки и усидчивости не могла. В отношении занятий жизнь его здесь, как всюду, сложилась в высшей степени беспорядочно: он то увлекался гомеопатией и даже переводил с немецкого соответствующие книги (сочинения Ганемана), то начинал собирать народные песни для сборника своего друга П.В.Киреевского и сотрудничать в его журнале "Европеец", то возвращался к тяготившим его университетским наукам. В начале 1831 года он окончательно оставил всякую надежду и возможность получить университетский диплом, что и выразил в письме к старшему брату: "Вот что мне хочется сделать с самим собою - писал Николай Михайлович: отложить попечение об экзамене, потому что, кажется, пора назвать глупыми мои толки о нем и сборы к нему, и определиться здесь куда-нибудь, хоть в архив, примерно на год, прожить этот год в стихописании, а потом, получив чин, переселиться в деревню, в глушь заволжскую, и вести жизнь тихую, трудолюбивую и, следовательно, благородную и прекрасную". Несомненно, что в этих словах чувствуется усталость жизнью. В середине 1831 года Языков действительно поступил в Межевую канцелярию, после чего, по его выражению, "мог уже бездействовать по праву". В Москве он несколько раз виделся с Пушкиным, сошелся с Погодиным, С.А.Аксаковым и другими, и предпринял издание своих стихотворений. Согласно своим видам, изложенным в выше цитированном письме, Языков в 1832 году переселился в Языково - деревню Симбирской губернии, где и прожил несколько лет, "наслаждаясь - как он сам говорил - поэтической ленью". Осенью 1836 года с новой силой возобновились одно время ослабевшие было недуги, которые начали так быстро прогрессировать, что поэт вскоре не мог прямо ходить, и весною следующего года принужден был уехать для лечения в Москву, куда сопровождал его П.В.Киреевский. Знаменитый врач Иноземцев, осмотрев больного, посоветовал ему как можно скорее ехать за границу. В сопровождении того же Киреевского Языков уехал в Мариенбад, оттуда в Ганнау, где пользовался услугами знаменитого Коппа; весной 1839 года, значительно поправившись, переселился в Крейцнах, оттуда в Гастейн и, наконец, в Рим, куда прибыл в ноябре. Благодатный климат Италии настолько восстановил силы поэта, что он уже начал подумывать о возвращении в Россию. Однако, в Ганнау, куда Языков прибыл в 1840 году, доктор Копп, к которому он относился с величайшим уважением, решительно воспротивился этому плану и отправил Николая Михайловича в купальное место Швальбах. В половине августа он в третий раз был в Ганнау, где встретился и подружился с Н.В.Гоголем, который вскоре уехал в Москву печатать "Мертвые души", но в следующем году вернулся и увез Языкова с собой в Венецию и Рим. Дружба Языкова с Гоголем вначале была горячей и искренней, хотя выражалась преимущественно в поверхностной симпатии - сочувственном отношении каждого из них к таланту другого, свойственной им обоим религиозности и телесных сходных недугах. Однако, в Риме, несмотря на нежность и заботливость Гоголя к Языкову, между ними наступило заметное охлаждение. "Холодно мне и скучно, и даже досадно - писал Языков об этом периоде, - что я согласился на льстивые слова Гоголя и поехал в Рим, где он хотел и обещался устроить меня как нельзя лучше, на самом деле вышло не то: он распоряжается крайне безалаберно, хлопочет и суетится бестолково, почитает каждого итальянца священною особою, почему его и обманывают на каждом шагу. Мне же, не знающему итальянского языка, нельзя ничего ни спросить, ни достать иначе как через посредство моего любезного автора "Мертвых душ"; я уже совещусь его беспокоить и вводить в заботы, тем паче, что из них выходит вздор...". Ясно, что причинами их взаимного охлаждения были мелкие житейские дрязги, обострившиеся на почве болезненного состояния обоих поэтов. Кончилось тем, что они расстались - Гоголь остался в Италии, а Языков уехал на родину, по которой столь сильно тосковал. Сохранившаяся между ними переписка очень характерна, особенно для Гоголя, который в это время уже переживал начало своего мистического периода. В августе 1843 года Николай Михайлович был уже в Москве. Отчаявшись в возможности излечения своих недугов, с горьким сознанием бесполезности, он стал вести безотрадную и однообразную жизнь в четырех стенах, лишь изредка выезжая, что бы подышать свежим воздухом. Он медленно угасал. Этот период жизни Языкова разнообразился лишь устроенными им у себя еженедельными (по вторникам) собраниями знакомых писателей, да тем участием, которое больной поэт принимал в интересах литературного и ученого мира. Внимание его в это время приковала разгоревшаяся страстная полемическая борьба между западникам и славянофилами. Вначале Николай Михайлович сохранял положение беспристрастного зрителя и одинаково относился к обоим направлениям и представителям их, дружил со славянофилами, но дружил также и с западниками и с горячим сочувствием, например, отнесся к чествованию Т.Н.Грановского после его знаменитых лекций. Но из роли беспристрастного зрителя он постепенно превратился в пылкого приверженца идей и взглядов славянофилов. Каковы были мотивы, вынудившие Языкова стать на определенную сторону, сказать трудно; отчасти сыграли здесь роль родственные связи (с А.С. Хомяковым, Д.А. Валуевым, братьями Киреевскими), отчасти же - резкие критические статьи о нём В.Г.Белинского в "Отечественных записках"; по-видимому, были и другие причины. Как бы то ни было, в 1844 году по рукам начало ходить написанное Языковым послание "К не нашим", получившее в свое время громкую известность как своими замечательно звучными стихами, так и крайне запальчивыми и несправедливыми нападками на западников (в том числе на П.Я.Чаадаева, Т.Н.Грановского, А.И.Герцена), которые были объявлены Языковым врагами Отечества. Стихотворение вызвало негодование в противоположном лагере; даже некоторые славянофилы были им недовольны. Это сильно ожесточило Николая Михайловича, и он утратил всякое беспристрастие по отношению к обоим направлениям, встречая резкими нападками всё, что исходило из лагеря западников и непомерными похвалами всё славянофильское. В половине декабря 1846 года Н.М.Языков простудился, заболел горячкой и 26 декабря 1846 года скончался; похоронен он был в Даниловом монастыре, но затем его прах был перенесен на кладбище Новодевичьего монастыря и погребен рядом с прахом Н.В.Гоголя. В русской литературе имя Языкова занимает видное место среди поэтов пушкинской плеяды. Современниками его поэзия была встречена очень сочувственно, но впоследствии критика, отдавая дань справедливости её смелости и оригинальности формы, стала находить в его произведениях преобладание внешнего эффекта над чувством искренности и указала слишком часто встречающуюся вычурность стиля. Белинский один из первых упрекнул поэта в холодности и недостатке истинного воодушевления. "В эстетическом отношении - писал он - общий характер поэзии Языкова часто риторический, основание зыбко, пафос беден, краски ложны и форма лишена истины". Однако и Белинский признал за Языковым серьезную историческую заслугу, именно в том, что его оригинальность и самобытность "представляя полезный противовес частому явлению рабской подражательности и слепой рутине, давала возможность каждому писать не так как все пишут, а как он способен писать". Н.В.Гоголь говорит, что поэту "не даром пришлось его имя - Языков. Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властью. Откуда ни начнет период, с головы ли, с хвоста, он выведет его картинно и заключит так, что остановишься пораженный". Гоголь же ожидал от Языкова "огнедышащего слова". Издателем "Полного собрания сочинений Н.М.Языкова" профессором Перевлесским даётся следующая характеристика поэта: "Поэзия юности была вдохновительницей Языкова, была главным мотивом его стихотворений... Она не представляет роскошного богатства и пленительного разнообразия в своём содержании: это её существенный недостаток. Зато внешняя сторона её - стих полный неподдельной красоты, составляет гордость музы Языкова. Гармония, сила, музыка стихов слышится всюду в его творениях... Что бы ни избрал Языков предметом стихотворения - разгульную ли пирушку, картину ли природы, историческое описание или священную былину - он везде является чудным художником слова". Действительно, если поэзия Языкова не обладает глубиной мысли или разнообразием содержания, то в ней все-таки сказывается несомненный яркий и своеобразный талант. Правильному развитию поэтического дарования Николая Михайловича мешала его порывистая, увлекающаяся натура, легко поддававшаяся впечатлению минуты и неспособная к выдержанному труду; последнее обстоятельство редко позволяло ему доводить до конца что-либо из задуманных крупных произведений; часто он набрасывал несколько отрывков, откладывая обработку целого до "более благоприятного времени", которое уже не наступало; к числу таких незаконченных детищ поэта принадлежат, например, его стихотворения: "Разбойники" и "Меченосец Варан". При благоприятных условиях из Языкова мог бы, вероятно, выработаться настоящий художник - для этого были все природные данные, но он остался дилетантом в искусстве, впрочем таким, у которого бывали подчас просветы высокого, истинно художественного творчества. Главные мотивы поэзии Языкова именно те, которые он лично ценил выше других, называя себя "поэтом радости и хмеля", "поэтом разгула и свободы" - нашли себе выражение в форме далеко не всегда художественной; его вакхический лиризм часто бывает слишком грубым, значительная часть стихотворений отличается невыдержанностью, а иногда и невоздержанностью тона, нередко - неудачными выражениями или искусственностью образов и сравнений. За всем тем среди произведений Языкова можно указать и ряд превосходных стихотворений с чудными описаниями природы ("Тригорское", "Камби" и другие), или полные высокого лиризма с редкой художественной отделкой ("Поэту", "Пловцы", "Землятресение", некоторые переложения псалмов); эти перлы заставляют забывать о недостатках творчества Языкова и отвести ему почетное место в ряду русских лириков второй половины XIX века. Собрания стихотворений Языкова изданы им самим в 1833, 1844 и 1845 годах, затем появилось и несколько посмертных изданий, в частности под редакцией проф. Перевлесского (Литература, СПб.,1858). Основой приведенного здесь описания является опубликованный в Русском Биографическом словаре (СПб.,1913) обзор Н.Сербова. Глубокий и очень добрый очерк жизни и творчества Н.М.Языкова опубликован недавно ушедшей от нас филологом и писательницей Евдокией Владимировной Языковой, интересные и поучительные беседы с которой до сих пор греют сердце. 215.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 #
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
