|
|
|
 |
Воспоминания предков о Великой Отечественной войне
Для моей семьи праздник 9-е Мая отнюдь не рядовая красная дата календаря. Мой отец и несколько моих дедов участвовали в той войне. Были ранены, награждены и прочее. Мне отец рассказывал о войне. Он говорил только о приключениях. А вот о тяжелых или трагических эпизодах почти всегда молчал. Деды тоже об этом мало что рассказывали. Помню только, как дед Александр (по материнской линии) рассказывал, как во время войны его сапёрно-строительная бригада, где он был помощником командира по строительной части, попала под бомбежку немецкой авиации во время строительства моста. Какого-то солдата, который залёг в яму вместе с дедом при крике "воздух!", тяжело ранило. Ему почти оторвало ногу. Она только была соединена с туловищем сухожильем. Тот солдат деда стал умолять, чтобы он ему саперной лопаткой это сухожилье перерубил. А дед не захотел. Сказал:
- Доставят тебя в госпиталь и ногу вылечат.
Так и произошло. После бомбёжки этого бойца отправили в медсанбат, оттуда срочно в госпиталь и там ему ногу пришили. И стал он почти нормально ходить. Потом, конечно, нога болела, но самое важное, что ампутации удалось избежать.
Дедушка Александр хранил как самую, может быть, дорогую для себя реликвию офицерскую планшетку времён войны. История её такова. Когда началась Великая Отечественная, его старший брат Сергей получил призывную повестку в действующую армию. Ему надлежало прибыть на железнодорожный вокзал и откуда прямиком отправиться на фронт. Так он и сделал. Его провожал на вокзале дед Александр. Была торжественная обстановка. Звучал марш «Прощание славянки». Они на память обменялись планшетками. Надеялись ещё обязательно встретиться. Но, не судьба… Старший лейтенант инженерно-сапёрных войск Сергей Иванович Мадыкин погиб на восьмой день войны в Прибалтике при обороне моста. О своём старшем брате дедушка сохранил на всю жизнь воспоминания, овеянные теплом и болью… «Прощание славянки» он всегда слушал со слезами на глазах…
Ещё папа рассказывал. Как нашу пехоту подняли в атаку - а отец тогда служил в пехоте как раз - и вот он побежал вперёд с карабином, стреляя на ходу. Начали немцы обстреливать из миномётов. Наши залегли. Потом офицер опять поднял пехоту в атаку. Наши рванули вперёд, но под миномётами много не навоюешь. Папа упал в землю - его отбросило взрывной волной от близкого взрыва. Он почувствовал, что на лице у него что-то мокрое: толи земля с кровью, толи ещё чёрт знает что. Он провёл рукой по лицу, а потом посмотрел, что у него оказалось в ладони. Это были чьи-то мозги... Мина точно попала в голову бойцу, который лежал метрах в десяти от моего отца...
Потом он рассказывал, как за ним гонялся "Мессершмит". Папа видел лицо немецкого пилота: такая злорадная ухмылочка… Папа один и "Мессер" один. Между ними дерево. Папа прячется за деревом, а "Мессер" его облетает вкруговую и бьёт из гашетки. Кончилась эта история тем, что пуля рикошетом от асфальта попала отцу в запястье руки. Получилось ранение. А ещё была у него история после разминирования немецкого минного поля. Группа из восьми сапёров во главе с капитаном Крезом, который выдавал себя за белоруса, но все знали, что он немец, обезвредила мины противника, сделав небольшой проход для движения нашей пехоты и танков. Чтобы не болтаться под ногами у пехоты и не дай Бог под гусеницами у танков, сапёры решили свернуть резко в сторону, пройдя по своему же проходу в сторону противника. А в той стороне как раз был большой хвойно-лиственный лес. Дело было в Польше. Идут они по лесу. Впереди раздаётся канонада, значит наши впереди. Ну, думают, скоро выйдем к своим. Ну, а что значит в лесу гулять? В общем, заблудились. Идут, а куда сами не знают. Никаких компасов и карт с собой нет. Еда через пару дней кончилась. Стали есть какие-то ягоды, искать грибы. Думали, может какую дичь подстрелить, но зверья никакого не было. Вдруг слышат впереди треск немецких "Шмайсеров". Видят из-за бугра: немецкая пехота драпает со страшной силой от кого-то. Крез командует:
- Без приказа не стрелять!
И восьмёрка сапёров залегла. Немцы их увидели, постреляли в их сторону для приличия и дальше побежали. Их там была примерно рота. Если бы сапёры, в числе которых был и мой отец, открыли огонь, их бы немцы раздавили, как мух. Потом сапёры нашли на большой поляне какой-то польский фольварк, то есть усадьбу. Не очень большой деревянный дом и несколько сараев. Решили там переночевать. Поставили на ночь часового. Вдруг ночью пожар. Горит фольварк. Все наши стали от туда выскакивать. Кто поджёг дом, осталось загадкой. Так бродили наши восемь сапёров где-то с неделю по этому лесу. Идут как-то по тропинке гуськом. Вдруг слышат откуда-то издали окрик:
- Стой! Кто идёт?!
Капитан Крез кричит:
- Свои!
Голос издалека кричит:
- Так вас да перетак, у нас нет своих! Пароль какой?!
Капитан Крез ему называет.
Пароль оказывается столетней давности, но их всё равно пропустили. Они случайно вышли в расположение своего же батальона.
Комбат встречает всех по очереди.
Каждого обнимает. Сначала капитана, ротного Креза, потом ст. лейтенанта, взводного командира Ламитошвили, потом шёл папин приятель Яшка Аразов, старшина, который под самый конец войны получит полный бант ордена Славы. Все три степени. Он очень хотел все степени именно этого ордена и, когда его представляли к очередной награде, просил комбата, чтобы его представляли именно к очередной степени "Славы", а не к другим орденам, пусть и куда более высоким. Потом шло два сержанта, потом рядовые, в том числе и отец. Комбат думал, что они все погибли. Но они выжили. Для всего батальона была радость.
Помню такую зарисовку. Капитан Крез лежит в своей землянке, а землянка ст. лейтенанта Ламитошвили находится рядом. Крез кричит:
- Старший лейтенант Ламитошвили, зайдите ко мне!
А Ламитошвили был лет пятидесяти человек, бывший председатель колхоза где-то в Грузии, у него больные ноги и идти куда-то ему совершенно не хочется, поэтому в ответ - тишина...
Крез опять кричит:
- Ламитошвили, зайдите ко мне!
А в ответ - тишина...
Товарищ Ламитошвили, будьте так любезны, зайдите в мою землянку!
А в ответ - снова тишина...
Через некоторое время раздаётся богатырский ор Креза:
- Ламитовшвили, (дальше следует не переводимая игра слов из фронтового фольклора), срочно ко мне!!!
Ламитошвили вскакивает, на ходу поправляет ремень и портупею, влетает в землянку ротного и докладывает:
- Товарищ капитан, старший лейтенант Ламитошвили по Вашему приказанию прибыл!!!
В роте стоит гомерический хохот...
Потом судьба старшего лейтенанта Ламитошвили сложилась трагически: он потерял обе ноги, был награждён орденом Красного Знамени. Он этот орден очень хотел. Его списали в тыл.
Папа был в Восточной Пруссии. Там он вместе с солдатами своего сапёрного батальона вошёл в какой-то замок. Старинный и большой, этот замок был по-своему очень красивый. Только красота его была какая-то тёмная, суровая, мрачная. В замке он нашёл шкаф хозяина, бросившего всё своё хозяйство и ушедшего вместе с немецкой армией. В шкафу был шикарный адмиральский мундир. Папа взял себе с этого мундира кортик, а потом поменялся с одним солдатом на сапоги от этого мундира. Сапоги были замечательные, хромовые и очень красивые. Потом эти сапоги, как и трофейное оружие (у отца был тогда немецкий «Парабеллум», который он любил и считал очень удобным оружием), начальство отобрало. В армии тогда была распространённая практика: комбат или другой офицер выстраивал своё подразделение и изымал у всех всё, так сказать, «лишнее». К «лишнему» причислялись все предметы, не положенные солдату по уставу. В первую очередь это было трофейное оружие, которым солдаты обзаводились на всякий пожарный случай. Поскольку к нему в советской армии боеприпасы было не достать, то его изымали практически всегда.
Когда папа ушёл на фронт, его матери бабушке Юле, приснился Николай Угодник. Он ей сказал, что её сыну будет на войне очень тяжело, но что, в конце концов, всё кончится хорошо, он останется в живых. Так оно и произошло.
Рассказывал папа, как ему довелось увидеть командующего Первым Белорусским фронтом, в составе которого он служил. Командующим тогда был маршал Советского Союза Жуков. Его дивизию построили в четыре шеренги. Папа стоял в четвёртой, самой задней. Видит. К краю строя подъехал легковой автомобиль, адъютант открыл дверцу и из машины вышел человек очень широкий в плечах, не очень высокий. Это был Жуков. Когда Жуков, обходя дивизию, приблизился к отцу, он смог мельком разглядеть его лицо. Лицо у маршала Жукова было с грубыми чертами. Оно, казалось, было вытесано топором. Очень жесткий, суровый, необычайно волевой человек, источающий невероятную энергию. Он был каким-то просто ядерным реактором. Воля и мощь во плоти. Жуков перекинулся парой слов с командармом 5-й Удармии генерал-лейтенантом Берзариным, сел в машину и уехал. Больше папа Жукова никогда не видел.
09.05.2011. Павел Иванов-Остославский
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
