|
|
|
 |
Полковник 20-го Сибирского стрелкового полка Жеймо писал: «…должен сказать: «Чтобы понять, насколько здесь хорошо, нужно побывать в этом лазарете, увидеть и испытать на себе всё, что она даёт раненым и больным». Прошу весь персонал от мала до велика принять мою глубокую благодарность за тёплое отношение, внимание и заботу.
Пребывание моё в лазарете с 13 марта по 21 апреля оставляет во мне самые дорогие воспоминания, ведь здесь заботятся не только о нас – воинах, но и о наших семьях, для которых создана такая обстановка, о которой многим непозволительно было мечтать. Но для меня, сибиряка далёкой окраины, особенно дороги и памятны те минуты, а их было много, когда я имел величайшее счастье не только видеть Ея Императорское Величество и Их Императорских Высочеств Великих Княжен, но и слышать их ласковые слова, каковые стараешься запомнить навсегда».
Младшие Великие Княжны, Мария и Анастасия, были слишком молоды, чтобы работать в лазарете, но и они не остались в стороне от дел милосердия, занимаясь шитьём белья для солдат и их семей, приготовлением бинтов и корпии, постоянно навещая раненых и щедра даря им своё участие, делясь всегдашней весёлостью и жизнерадостностью. Они играли с ранеными в разные игры или просто разговаривали, и это имело не менее благотворное влияние, чем различные лекарства и процедуры. Один из пациентов оставил в книге автографов, где расписывались все раненые, бывшие на излечении в лазарете Большого Екатерининского Дворца, такие строки, посвящённые младшим княжнам:
Ещё вчера мы ждали Вас,
Всё ждали целый день.
С Дворца мы не сводили глаз,
Блуждали точно тень.
Вы ездили в Б. Дворец,
Пробыли с лишним час,
«А к нам когда же наконец» -
Срывалося у нас.
Подали снова Ваш мотор…
«Теперь уж верно к нам».
Выходят Княжны все на двор,
Идут по ступеням…
Поехали… Мы смотрим… ждём.
А Вас всё нет и нет…
Иногда вместе с сёстрами в лазарет приходил и Цесаревич. И. Степанов вспоминал: «Нет умения передать всю прелесть этого облика, всю нездешность этого очарования. «Не от Мира сего» - о Нём говорили, - «не жилец». Я в это верил и тогда. Такие дети не живут. Лучистые глаза, печальные и вместе с тем светящиеся временами какой-то поразительной радостью.
Он вошёл почти бегом. Весь корпус страшно, да, именно страшно, качался. Больную ногу Он как-то откидывал далеко в сторону. Все старались не обращать внимания на эту ужасную хромоту. Он не был похож на Сестёр. Отдалённо на Великую Княжну Анастасию Николаевну и немного на Государя».
Великую Княжну Анастасию Николаевну раненые любили особенно. «Всюду, - пишет С.Я Офросимова, - где она появляется, загорается неудержимая жизнь и звучит весёлый смех. При ней «даже раненые пляшут», по собственному её выражению». Ей, к её Дню Рождения, посвятил своё известное стихотворение прапорщик Н.С. Гумилёв:
Сегодня день Анастасии,
И мы хотим, что через нас
Любовь и ласка всей России
К Вам благодатно донеслась.
Какая радость нам поздравить
Вас, лучший образ наших снов,
И подпись скромную поставить
Внизу приветственных стихов.
Забыв о том, что накануне
Мы были в яростных боях,
Мы праздник пятого июня
В своих отпразднуем сердцах.
И мы уносим к новой сече
Восторгом полныя сердца,
Припоминая наши встречи
Средь Царскосельского дворца.
С.Я. Офросимова свидетельствовала: «Царская Семья и в мирное время стремилась к самому простому образу жизни. Со дня объявления войны жизнь их стала ещё проще и скромнее. Их пища, их костюмы и выезды были доведены до возможной простоты. Придворный этикет постепенно упрощался, и отношения их к своим подданным становились всё проще и задушевнее.
Я помню, как однажды в Екатерининском лазарете мы были все приглашены в одну из зал, где для солдат и офицеров устроен был кинематографический сеанс. Мне пришлось задержаться с уборкой бинтов в ящики. Я вошла в зал, когда уже было темно. Зал весь был переполнен ранеными; они сидели на скамьях, лежали на койках или полулежали в передвижных креслах. В проходе сидели две сестры милосердия; так как все стулья были заняты, то они сидели просто на полу по-турецки, поджав под себя ноги, и внимательно смотрели картину. Чтобы пройти, я слегка отодвинула их за плечи и села впереди на одно случайно свободное место. Когда кончилась первая часть картины и зал осветился, я увидела, что сидевшие на полу сёстры были Великие Княжны…»
Ещё один из пациентов, Павел Кублицкий, посвятил им следующее стихотворение:
Годы войны, Бог даст, пролетят,
Сменит их мир и любовь,
С чувством глубоким добра возгласят
Те, кто здесь встретятся вновь:
Жизнь в лазарете Большого Дворца
Памятна будет всем нам!
С радостью рвутся наши сердца
К милым Великим Княжнам.
Чаще всего раненые вспоминали Великую Княжну Ольгу Николаевну, которую все без исключения обожали и боготворили. С.Я. Офросимова писала о ней: «В строгом смысле слова её нельзя назвать красивой, но всё её существо дышит такой женственностью, такой юностью, что она кажется более чем красивой. Чем больше глядишь на неё, тем миловиднее и приветливее становится её лицо. Оно озарено внутренним светом, оно становится прекрасным от каждой светлой улыбки, от её манеры смеяться, закинув головку слегка назад, так что виден весь ровный, жемчужный ряд белоснежных зубов. Умело и ловко спорится работа в её необыкновенно красивых и нежных руках. Вся она, хрупкая и нежная, как-то особенно заботливо и любовно склоняется на простой солдатской рубашкой, которую шьёт. Её мелодичный голос, её изящные движения и вся её прелестная токая фигурка – олицетворение женственности и приветливости. Она вся ясная и радостная. Невольно вспоминаются слова, сказанные мне одним из её учителей: «У Ольги Николаевны хрустальная душа»».
Примечательно, что августейшие сёстры настолько не выделялись ничем из среды других сестёр милосердия, что новоприбывшие раненые даже не подозревали, что перед ними царские дочери. Иногда это приводило к казусам. Однажды, приняв очередную партию раненых, очистив и перевязав их раны, обмыв им ноги и разместив по палатам, Ольга Николаевна, устав, присела на койку одного из привезённых солдат. Тот тотчас пустился в разговор:
- Умаялась, сердечная?
- Да, немного устала. Это хорошо, когда устаёшь.
- Чего же тут хорошего?
- Значит, поработала.
- Этак тебе не тут сидеть надо. На хронт бы поехала.
- Да моя мечта – на фронт попасть.
- Чего же. Поезжай.
- Я бы поехала, да отец не пускает, говорит, что я здоровьем для этого слишком слаба.
- А ты плюнь на отца да поезжай! – посоветовал солдат.
- Нет, уж плюнуть-то не могу, - рассмеялась княжна. – Уж очень мы друг друга любим.
В другой раз при посещении лазарета Государем один из раненых пожаловался ему:
- Намеднесь дал я вот этой сестричке…вон, что там стоит, весёленькая такая… курносенькая… дал ей десять копеек на папиросы, а она ни папирос, ни денег не несёт…
- Ольга, - позвал Император, - что же ты поручения не исполняешь? Папиросы обещала принести и забыла?
Ольга Николаевна потупилась.
- За это вели купить ему на рубль.
Поняв, в чём дело, солдат весь день переживал:
- На кого пожаловался-то… На Царскую дочку… Господи, грех-то какой.
О своей работе в лазарете Великие Княжны почти каждый день писали отцу. Вот, одно из характерных писем, написанное Татьяной Николаевной: «Сегодня я перевязывала в лазарете этого несчастного солдата с отрезанным языком и ушами. Он молодой и очень хорошее лицо, Оренбургской губернии говорить он совсем не может и потому он написал, как всё это с ним случилось. И Мама просила это Тебе послать. Мама ему сказала, что пошлёт его записку к Тебе, он был очень доволен. Княжна Гедройц надеется, что он будет со временем говорить, так как у него отрезана половина языка. Очень болит у него. Правое ухо сверху отрезано, а левое снизу. Так его, бедного, жалко…»
Более двух лет Татьяна Николаевна почти без перерыва проработала хирургической сестрой. Она не давала себе отдыху и сердилась, когда кто-то пытался избавить её от «лишней» работы. В.И. Чеботарёва вспоминала: «Сегодня «папа» снова уезжает в армию. Я думала воспользоваться этим временем, чтобы выварить шёлк, поскольку Т.Н. наверняка будет занята – боюсь, что бедняжка слишком устала. Но она догадалась: «Ну скажите мне, пожалуйста, что за спешка. Как вы хитры – а я сначала и не догадалась – ведь срочных операций нет, - почему вы можете дышать карболкой – а я не могу?» - настаивала она. Оставили до следующей недели. Госуд(арыня) позволила».
«Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моём идеале, мне бы нужно было только написать портрет Великой Княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию её, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: «Вот сестра, милосердия…», - писала С.Я. Офросимова. – На этом портрете Великая Княжна снята в халате сестры милосердия; она стоит посреди палаты, залитой лучами солнца; они обливают ярким светом всю её тонкую, высокую фигуру, золотыми бликами ложатся на её белоснежную одежду. Её головка, в белой, низко одетой на лоб косынке, снята в профиль; черты её прекрасны, нежны и полны грусти, глаза слегка опущены, длинная тонкая рука лежит вдоль халата… это не портрет, нет… это живая сестра милосердия вошла в палату в яркий, весенний день… Она подошла к постели тяжелораненого… она видит, что он заснул первым живительным сном… она боится шевельнуться, чтобы его не потревожить… она замерла над ним счастливая, и успокоенная за него, и утомлённая от бессонных ночей и страданий, её окружающих.
Все врачи, видевшие Великую Княжну Татьяну Николаевну за её работой, говорили мне, что она прирождённая сестра милосердия, что она нежно и бесстрашно касается самых тяжёлых ран, что все её перевязки сделаны умелой и уверенной рукой».
Великие Княжны не забывали никого из своих подопечных. Даже находясь в Тобольске, они писали их близким, стараясь узнать об их судьбе. Последней записью, сделанной Татьяной Николаевной в дневнике, была цитата из Пр. Иоанна Кронштадсткого: «Скорбь Ваша неописуема. Скорбь спасителя в Гефсиманском саду за грехи мира – безмерная, присоедините вашу скорбь к Его скорби и в ней найдёте утешение». «Так же, как и в дни своего величия, они разливали вокруг себя лишь свет и любовь, - отмечала С.Я. Офросимова, - всем находили они ласковое слово и не забыли тех, к кому были привязаны и кто им остался верен. Даже в заточении находили они свои радости и облегчали муки безграничной любовью друг к другу. Вера в Бога и в торжество добра, любовь к Родине, всепрощение и любовь ко всему миру Божиему не меркли, но росли в их сердцах в ужасные дни испытаний.
Страницы: 1 2 3 4 5 #
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
