|
|
|
 |
Ко всему прочему Константин Константинович был активным работником Комитета трезвости, Комитета грамотности, основателем и руководителем Женского педагогического института в Петербурге… Великий Князь мечтал об установлении в России всеобщей грамотности и прилагал к этому немалые усилия. К этому можно добавить, что к числу заслуг К.Р. принадлежит составление описания сокровищ Павловского дворца, сохраняющее свое общекультурное значение и сейчас. Также Константин Константинович был одним из постоянных рецензентов произведений, представленных к Пушкинской премии.
Однако, несмотря на такое количество обязанностей, К.Р. оставался, в первую очередь, поэтом. «Жизнь моя и деятельность вполне определились, – записал он в 1888 году в своем дневнике. – Для других – я военный, ротный командир, в ближайшем будущем полковник. (…) Для себя же – я поэт. Вот мое истинное призвание». Гавриил Константинович вспоминал: «Когда на отца находило поэтическое настроение, он думал только о стихах и забыл об окружающем. Бывало, приедет в Академию наук, президентом которой он был, или в Главное управление военно-учебных заведений и, подъехав, не выходит из экипажа. Мысли его витают вне окружающего, в мире поэзии. Кучер Фома говорит ему: «Ваше императорское высочество, приехали!» Отец возвратится к действительности и выйдет из экипажа».
Константин Константинович редко говорил о своих неприятностях и тревогах, переживая всё в собственном сердце. Иногда сердце начинало болеть, словно в нём были раны. Оно не выдержало долго. Августейший поэт скончался в 1915 году, похоронив погибшего на фронте сына и не увидев разверзнувшейся через два года катастрофы, поглотившей троих его сыновей и брата. Медики обнаружили в сердце Великого Князя язву.
Я новое небо и новую землю увидел...
Пространство далекое прежних небес миновало,
И прежней земли преходящей и тленной не стало,
И моря уж нет... Новый город священный я видел,
От Бога сходящий в великом, безбрежном просторе,
Подобный невесте младой в подвенечном уборе,
Невесте прекрасной, готовой супруга принять.
"Се скиния Бога с людьми. Обитать
"Здесь с ними Он будет". - Я слышал слова громовые:
"Сам Бог будет Богом в народе Своем,
"И всякую с глаз их слезу Он отрет. И земные
"Печали исчезнут. В том граде святом
"Не будет ни плача, ни вопля, ни горьких стенаний,
"Не будет болезни, ни скорби, ни тяжких страданий,
"И смерти не будет. Таков Мой обет;
"Прошло все, что было, и прежнего нет".
Незадолго до смерти Великого Князя навестил князь Владимир Палей, представивший вниманию двоюродного дяди свой перевод на французский его драмы «Царь Иудейский». Перевод превзошёл все ожидания автора. Константин Константинович обнял молодого поэта и сказал:
- Володя, я чувствую, что больше писать не буду, чувствую, что умираю. Тебе я передаю мою лиру…
Владимир Палей был сыном Великого Князя Павла Александровича от второго, морганатического брака, недозволенность которого привела к изгнанию князя Павла и его семьи. Позднее по получении высочайшего прощения Павел Александрович возвратился в Россию, а его жена и дети получили титул князей Палей. Детство князя Владимира прошло в Париже. Его редкая одарённость была очевидна с ранних лет. Он быстро научился играть на рояле и других инструментах, читать и писать одинаково бегло на французском, немецком и русском языках, проявил поразительные способности к рисованию и живописи. В очень раннем возрасте Владимир поражал окружающих своим обширным чтением и удивительной памятью.
Юный князь рос в атмосфере любви и нежности. В семье Павла Александровича неизменно царил уют и радость. Оказываясь вдали от родного дома, Владимир, находившийся с родителями в редкой духовной близости, сильно тосковал по ним. «Вот таким образом мамочка, дорогая, и живу себе спокойно, окруженный общей лаской и вашим благословением. Но, Боже мой! Как меня по временам, особенно к вечеру, тянет к вам. Как мне хочется обнять тебя, мамочка, а папино чтение послушать; Как мне девочек по временам не хватает. Дай Бог, отпустят на денек раньше 17-го, и мне удастся целых две недели с вами побыть», - писал он в одном из писем в 1912 году. Родителям поэт посвятил следующие строки:
Нам хорошо вдвоем...Минувшего невзгоды,
Как тени беглые, теперь нам нипочем:
Недаром грустные и радостные годы
Мы вместе прожили...Нам хорошо вдвоем!
Мы долго пристани искали безмятежной,
Скрывались от людей, томились суетой
И создали, любя очаг заботы нежной,
Гнездо, влекущее спокойной красотой...
Нам хорошо вдвоем, с правдивыми сердцами!
В руке, в тяжелый час, не дрогнула рука —
Мы счастие, воспетое певцами,
У непонятного для многих родника...
Среди опасностей извилистой дороги
Мы в Бога верили и помнили о Нем,
Пускай еще порой стучатся к нам тревоги —
Мы дружны и сильны...Нам хорошо вдвоем!
Стихи князь Палей начал писать рано, сразу обнаружив подлинное призвание к поэзии. «С 13-летняго возраста Владимир писал очаровательные стихи... – вспоминала его мать. - Каждый раз, когда он возвращался домой, его талант к поэзии проявлялся все сильней и сильней... Он пользовался каждой свободной минутой, чтобы отдавать свой ум возлюбленной поэзии. Обладая темпераментом мечтателя, он обозревал все вокруг себя, и ничто не ускользало от его чуткого настороженного внимания... Он страстно любил природу. Он приходил в восторг от всего, что сотворил Господь Бог. Лунный луч вдохновлял его, аромат цветка подсказывал ему новые стихи. У него была невероятная память. Все то, что он знал, что он сумел прочесть за свою короткую жизнь, было поистине изумительным».
Как и в творчестве дяди, в поэзии Владимира довлели религиозные мотивы.
О Свете тихий, Боже правый!
Ты ниспошли Свои лучи,
В покой таинственной оправы
Алмазы сердца заточи...
Измучен я немым страданьем,
Не знаю — чем душа полна?
Так пусть Тобой, Твоим сияньем
Навек исполнится она.
Во мне мерцает, догорая,
Недостижимая мечта —
Возьми, возьми её для рая,
Где все покой и красота!
И Ты, о Пресвятая Дева,
Склонись над жизнью молодой,
И грусть чуть слышную напева
Возьми незримою рукой!
Храни её! В ней все стремленья,
Все думы светлые мои,
В ней дань земного умиленья,
В ней всех источников струи!
Храни её над облаками,
В немой лазурной вышине,
И в час, когда безпечность с нами,
Отдай её Ты снова мне!
И будет что-то неземное
Звучать с тех пор в стихе моем,
В нем все далекое, святое
Сольется с жизненным огнем.
В нем отзвук ангельской свирели
Скользнет, как чистая слеза,
И буду знать я, что смотрели
Мне в сердца глубь Твои глаза.
Возвратившись в Россию, Владимир, согласно семейной традиции, поступил в Пажеский корпус. Владимир Трубецкой писал об этом заведении в «Записках кирасира»: «…Это кастовое военно-учебное заведение накладывало на своих питомцев совсем особую печать утонченного благоприятия и хорошего тона. В Пажеском корпусе специальным наукам отводилось должное место, и надо сознаться, что именно из пажей выходили, пожалуй, наиболее культурные офицеры русской армии». В 1915 году князь Палей был произведен в корнеты лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. В то время уже шла Великая война. День её объявления Владимир, полный патриотического подъёма и вдохновения, запечатлел в двух своих стихотворениях «К народу вышел Государь…» и «20 июля 1914 года». Как наяву предстаёт перед взором памятная сцена на Дворцовой площади при чтении стихов поэта:
Народ на площади Дворцовой
Толпился, глядя на балкон,
Блестело золото икон,
И, как предвестник славы новой,
Взвивая флаги над толпой,
Отрадно ветер дул морской...
«Ура» неслось... Росло волненье,
Гимн повторялся без конца.
И к окнам Зимнего Дворца
Взлетело громкое моленье,
Как рой незримых голубей:
«Спаси, Господь, Твоих людей...»
Святые чувства дней минувших,
Под гнетом времени заснувших —
Восторг, надежду и любовь
Опасность воскресила вновь.
И восставая перед нами,
Сияли светлыми лучами
Картины невозвратных дней,
Что кистью мощною своей
Былые мастера писали —
Картины славы и побед,
Где так ясны златые дали
И где людей грустящих нет...
Какой толпа дышала силой
В тот незабвенный, чудный миг!
Как сладок был народа крик,
Что не страшится он могилы,
Что он на все, на все готов —
Пусть даже смерть закроет веки,
Но не познает Русь вовеки
Жестоких вражеских оков.
У всех цвело в душе сознанье,
Что мы еще сильней, чем встарь...
Но воцарилось вдруг молчанье:
К народу вышел Государь.
И пред своим Вождем Державным
Толпа одним движеньем плавным
В одном стремленье пала ниц...
И миг сей, созданный толпою,
О, Русь, останется одною
Из исторических страниц...
Царь говорил — и это Слово
Всегда звучать нам будет снова
В минуты скорби и тоски,
А тот, кто слышал эти речи,
Не сгорбит побежденно плечи
До гробовой своей доски...
«Мир заключен не будет Мною,
Покоя Я врагу не дам,
Пока он вновь не будет там,
За пограничною чертою...»
И залы Зимнего Дворца
«Ура» как громом огласились,
Дрожали стекла, и сердца
Восторгом трепетным забились!
Сияя чудной красотой,
Вся в белом, плакала Царица;
Она на подвиг шла святой
Быть милосердною сестрицей.
И клики снова поднялись,
Взлетая неудержно ввысь.
Толпа, как море, бушевала,
Безумной храбростью горя,
И с умиленьем повторяла
Слова Российского Царя...
Дворец же старый, перед нею,
Безмолвный — волею судьбы,
Душой угрюмою своею
Воспринимал ее мольбы.
И, нитью связан с ней незримой,
Сливался каменный дворец
С отвагой непоколебимой
Геройских пламенных сердец…
Как и другие князья Романовы, Владимир по окончании корпуса немедленно отправился в действующую армию. В день своего отъезда он присутствовал на ранней литургии со своей матерью и сестрами. Кроме них и двух сестер милосердия в церкви никого не было. Каково же было удивление Владимира и его семьи, когда они обнаружили, что эти сестры милосердия были Императрица Александра Фёдоровна и её фрейлина Анна Вырубова. Императрица поздоровалась с Владимиром и подарила ему на путь маленькую иконку и молитвенник. 1915 год Гусарский полк участвовал в оборонительных операциях Северо-Западного фронта и только после тяжелых потерь отошел в резерв. Несколько раз Владимира посылали в опасные разведки, а пули и снаряды постоянно сыпались вокруг него. С фронта он писал матери: «На прошлой неделе у нас была присяга новобранцев и — довольно, я скажу, неожиданно — наша офицерская. Все эскадроны собрались в колоссальном манеже. Была дивная торжественная минута, когда эти сотни рук поднялись, когда сотни молодых голосов выговаривали слова присяги и когда все эти руки снова опустились в воцарившемся гробовом молчании… …Как я люблю такие минуты, когда чувствуешь мощь вооруженного войска, когда что-то святое и ненарушимое загорается во всех глазах, словно отблеск простой и верной до гроба своему Царю души.
Страницы: 1 2 3 4 #
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
