|
|
|
 |
К «великому неудовольствию и даже гневу отца», как вспоминала дочь К.Р., Великий Князь всё же оставил морскую службу, к которой не чувствовал призвания и которая не лучшим образом сказывалась на его здоровье.
Следующим местом службы августейшего поэта стал Измайловский полк, в котором им были организованы т.н. «Измайловские досуги» - литературные собрания, на которых устраивались также и любительские спектакли. На этих собраниях " читались стихи (в том числе и известными поэтами — А. Н. Майковым и Я. П. Полонским), доклады и сообщения, исполнялись музыкальные произведения и ставились спектакли. Так, здесь были впервые сыграны "Гамлет" в переводе Константина Константиновича и его оригинальная драма "Царь Иудейский". Родному полку К.Р. посвятил следующее стихотворение:
Робко мы в храме огонь возжигали
С жертвой смиренной своей,
Не проникая туманные дали
Жречества будущих дней.
Лиру и меч мы сплетали цветами
И не гадали о том,
Как наш алтарь разгорится с годами
Светлым и жарким огнем.
Вам завещаем мы наше служенье:
Старым пора на покой, -
Юное, полное сил поколенье
Пусть нас заменит собой.
О, да не гаснет наш пламень заветный,
Бережно вами храним!
Пусть он пылает отрадный, приветный,
Пусть озаряются им
Долго Досуги! Дверь храма родного
Двадцать пять лет отперта;
Нам ее отперли эти три слова:
Доблесть, добро, красота.
После семилетнего командования ротой «за отличие в службе» Великий Князь был произведён в чин полковника и назначен командующим лейб-гвардии Преображенским полком. На этом посту он сменил своего лучшего друга – Великого Князя Сергея Александровича. Они были дружны с самого детства. В юношеском дневнике К.Р. есть запись: «Меня радует, что мы, молодежь, так близки друг другу и так дружно живем. Глядя на отца и дядей, я неприятно поражен их казенными отношениями. Они едва между собою видятся, между ними нет почти ничего общего, они еле друг друга знают. Неужели и мы, Митя, Петюша, Сергей, Павел, тоже со временем замкнемся каждый в свой семейный круг и наши отношения будут так же натянуты?» Этому опасению не суждено было сбыться. Дружбу с Сергеем Александровичем не сможет разрушить ничто. И, веря в это, августейший поэт писал своему другу:
Друг, не страшись. Погляди:
Гроз не боятся цветы,
Чуя, как эти дожди
Нужны для их красоты.
С ними и я не боюсь:
Радость мы встретим опять...
Можно ль наш тесный союз
Жизненным грозам порвать?
Всего Великий Князь посвятил ему четыре стихотворения. Ещё одно было написано в честь Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны:
Я на тебя гляжу, любуюсь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих глазах таится глубина;
Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть не земле ничто средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту,
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту.
С нею у Константина Константиновича сразу сложились самые тёплые и искренние отношения. Поэт от души радовался счастью друга и восхищался внутренней и внешней красотой его жены. Зная нелёгкую долю Сергея Александровича, всю жизнь преследуемого разными горестями, К.Р. во всех своих письмах и посвящениях старался ободрить его.
Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не превозмочь,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь…
Это стихотворение восхитило Великого Князя Сергея тем, насколько точно оно отражало его чувства. Константин Константинович был одним из немногих, кто понимал его, кто всегда был готов поддержать в трудный момент и подставить плечо. К нему взывал Сергей Александрович в самые чёрные мгновения своей жизни, ища утешения. И К.Р. всегда спешил на зов.
Так поспешил он в Москву и тогда, когда пришла громовая весть об убийстве Великого Князя Сергея. Опасаясь новых акций террористов, никто из августейшей семьи не поехал на похороны. И лишь Константин Константинович, не колеблясь, бросился в Первопрестольную. В этом решении мужа поддержала и находящаяся на последнем месяце беременности Великая Княгиня Елизавета Маврикиевна. «И у ней и у меня было чувство, что мне надо ехать в Москву, к телу бедного моего друга, к бедной Элле, подле которой нет никого из родных», – писал К.Р. в дневнике. Когда Великий Князь решил отправиться в Москву, другие родственники удивились. «Поезжай, если не боишься себя подставить», - был ответ Владимира Александровича. Некоторые увидели в поступке Константина Константиновича вызов, он же счёл нелепостью их уклонение от поездки: «Ведь не будут же они сидеть взаперти по своим домам, а показываясь на улицу, они столько же подвергаются опасности, как если бы приехали в Москву». В дневнике августейший поэт с болью писал: «Здесь, в Москве, странное и тяжелое впечатление производит отсутствие ближайших родных. Их величествам, говорят, опасно покинуть Царское. Если бы не я, бедная Элла должна была бы появляться на официальных панихидах одна. (…)
Элла изумительна: она делает все, что должно, думая только о других, но не о себе, принимает всех желающих выразить ей участие, часто ходит ко гробу, на панихиды, которые то и дело служат различные общества, учреждения, полки, заведения, и, кроме того, на официальные в 2 и в 8».
Константин Константинович был одним из первых, кто узнал о посещении Елизаветой Фёдоровной убийцы мужа Каляева. «Она – святая», - записал К.Р. в дневнике. Великий Князь до конца дней оставался вернейшим другом праведной княгини. Как пишет в своей статье, посвящённой им, профессор Лариса Сугай: «Как верный друг, Константин Константинович оказался сопричастным и новому важнейшему этапу жизни и подвига служения Елизаветы Федоровны – открытию Марфо-Мариинской обители. В отличие от многих представителей Двора и света, не понимавших столь крутого поворота в жизни великой княгини и сестры императрицы, Константин Константинович, мечтавший в детстве стать не только поэтом, актером, но и монахом, путь которого был так же закрыт для отпрыска царского рода, как и художественное поприще, чутко отнесся к решению великой княгини. «...Впервые по посвящении в настоятельницы созданной ею общины появилась Элла, вся в белом, с апостольником, покрывающим голову и лоб, с белым платком поверх апостольника, с наперсным крестом и четками», – вот еще один портрет Елизаветы Федоровны, запечатленный в дневниках поэта К.Р. 6 мая 1910 года. Об уюте в общине на Ордынке, куда он был приглашен Эллой на чашку чая, есть упоминание в письмах великого князя. За преданность ей и памяти Сергея Александровича великая княгиня Елизавета Федоровна отплатит сторицей своему кузену и брату по духу уже после его смерти…»
Духовное родство К.Р. и Елизаветы Фёдоровны было велико. И сам Великий Князь, и его семья отличались глубокой верой. Сын Константина Константиновича Иоанн был частым духовным собеседником Матушки Великой. Судьба распорядилась так, что трое сыновей К.Р. разделят с ней последние дни в заточении и мученическую кончину.
Своих детей К.Р. воспитывал в религиозном духе, внушал им понятие о Долге Великого Князя. «Отец требовал, чтобы мы знали наизусть тропари двунадесятых праздников и читали их в положенные дни, - вспоминал князь Гавриил Константинович. – Часто и дяденька (младший брат отца, великий князь Дмитрий Константинович) присутствовал при нашей вечерней молитве; когда мы ошибались, родители или дяденька нас поправляли.
Отец был с нами очень строг, и мы его боялись, «не могу» или «не хочу» не должны были для нас существовать. Но отец развивал в нас и самостоятельность: мы должны были делать всё сами, игрушки держать в порядке, сами их класть на место. Отец терпеть не мог, когда в русскую речь вставляли иностранные слова, он желал, чтобы первым нашим языком был русский. Поэтому и няни у нас были русские, и всё у нас было по-русски».
Для детей Константин Константинович был идеалом, все они стремились быть похожими на него. При этом, как вспоминала Елизавета Маврикиевна: «С детьми он почти не говорил, и они этим часто печаловались. Я его уговаривала говорить с ними, он так хорошо говорил с кадетами, но он всегда отговаривался, что не может говорить со своими детьми, как он откровенно говорил: “Я не умею высказаться”. И это отчасти верно. Говорить с ним было трудно. Он редко мог высказать, что думал. Это как-то мало вяжется с его поэтическим талантом, но это было так».
На государевой службе К.Р. достиг звания генерала от инфантерии. В 1900 году он был назначен генерал-инспектором военно-учебных заведений. «Вступая на новое и крайне ответственное поприще, отец, следуя указаниям своего ума и сердца, поставил себе ясное задание: в военно-учащихся, решивших отдать свои силы на служение престолу и Родине, видеть прежде всего детей, нуждающихся не только в строгости, но и в моральной поддержке, в отечески благожелательных советах и указаниях. Надо было отбросить строго формальные с ними отношения, стать ближе к ним. Так отец и поступал. За своё пятнадцатилетнее пребывание во главе военно-учебных заведений он побывал во всех кадетских корпусах и училищах, разбросанных по разным углам России.
Благодаря своей исключительной памяти, отец легко запоминал фамилии кадет и юнкеров. Когда, гуляя, отец встречал кадета или юнкера, он или прямо называл его по фамилии, или клал ему на лоб руку и приказывал назвать первую букву своей фамилии. После этого он его называл, редко при этом ошибаясь. Юнкера и кадеты очень любили отца и до сих пор с благоговением чтут его память», - вспоминал Гавриил Константинович.
Кроме этой службы, Великий Князь возглавлял Академию наук. «При столь высоком покровительстве, - пишет А.Б. Муратов, - в Академии наук осуществился ряд крупных научных и культурных проектов: был открыт Зоологический музей в Петербурге, новые лаборатории и обсерватории, организованы научные экспедиции, в том числе шпицбергеновская экспедиция для градусного измерения (под руководством академика Ф. Н. Чернышева), полярная экспедиция для исследования архипелага, лежащего к северу от Ново-Сибирских островов (под руководством барона Э. В. Толля). Важным начинанием Константина Константиновича были организация празднования 100-летия со дня рождения Пушкина, учреждение фонда имени великого поэта для издания сочинений русских писателей, словаря русского языка и других трудов 2-го отделения Академии наук. По инициативе президента в Академии наук был учрежден разряд изящной словесности и в 1900 г. избраны первые 9 почетных академиков разряда: Константин Константинович, Л. Н. Толстой, А. А. Потехин, А. Ф. Кони, А. М. Жемчужников, А. А. Голенищев-Кутузов, В. С. Соловьев, А. П. Чехов и В. Г. Короленко». В 1902 году почётным академиком был избран Горький, но в связи с привлечением последнего к судебному дознанию, августейший президент отменил это решение.
Страницы: 1 2 3 4 #
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
