Всероссийское Генеалогическое Древо

Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника

База содержит фамильные списки, перечни населенных пунктов, статьи, биографии, контакты генеалогов и многое другое. Вы можете использовать ее как отправную точку в своих генеалогических исследованиях. Информация постоянно пополняется материалами из открытых источников. Раньше посетители могли самостоятельно пополнять базу сведениями о своих родственниках, но сейчас эта возможность закрыта. База доступна только в режиме чтения. Все обновления производятся на форуме.

ЭТО Я, ГОСПОДИ!


Трудная, но интересная жизнь графини Александры Николаевны Доррер. Мытарства и жизненные тяготы русского дворянства во времена революции, военного коммунизма, сталинских репрессий и во время Великой отечественной войны.

Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника »   Статьи »   ЭТО Я, ГОСПОДИ!
RSS

Автор статьи: Александра Николаевна Доррер (Рагозина)
Первоисточник: Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 #


В деревне мы выменяли кусок хлеба, морковку и лук. Картошки достать не удалось.
Возвращались, когда уже стемнело - и заблудились. Страшно заблудиться в лесу, в степи еще страшнее - никаких примет, на небе - тучи. Пригнувшись, смотришь вдаль - как будто деревья - подходишь ближе - это бурьян... Я знала, что мама очень плоха, боялась, что она умрет без меня. Долго бродили мы, пока не нашли действительно деревья, на дальнем краю села.
Мама была жива, она лежала на сложенных раньше чемоданах, застеленных тюфяком и одеялами. Дети сидели в углу, на нарах, в темноте.
Утром я разделала зайца, натушила его с морковью и луком. Стола у нас не было - обедали вокруг фанерного баула, поставленного на попа.
Пока я готовила, мама попросила:
- Дай мне бумагу и карандаш, я всем дочерям напишу - попрощаюсь...
Я дала ей бумагу и карандаш, она посидела с ними в руках - сказала - нет, не могу, потом...
Поспела еда, пахла она отлично. Дети и Клавина девочка уселись вокруг баула, я положила и им, и маме. Мама посмотрела, взяла миску в руку, сказала:
- Потом…
Отдала миску мне, легла, стала смотреть мимо меня, точно кто-то был еще перед ней - и тихо умерла. Дети продолжали обедать.
Председатель Гриша, к которому я потом обратилась, отнесся сочувственно, послал плотника сделать гроб. Жившие в нашем бараке старухи маму обмыли, положили в гроб.
Всю ночь, при коптилке я по маминой книге читала над ней псалтырь.
Утром Гриша прислал лошадь с повозкой, и маму похоронили на маленьком деревенском кладбище.
Вместе со мной за гробом шел Герман, держась за мою руку. Гога убежал...
Наступили холодные осенние дни. По-прежнему нужно было добывать еду. Собирались по несколько человек и шли по ближним селам. Дети оставались дома. Герман еще держался, а Гога бледнел и худел с каждым днем. Приходили соседские старухи - качали головой:
- Заберет бабушка внука, заберет...
Гога был очень худой, бледный, чаще всего лежал.
И тут нас с детьми позвали соседи. В большой комнате собралось немало народа и между ними тракторист Петр (?) и его жена Маруся. Они узнали, что Герман мне не родной сын и просили отдать его, взять его себе на усыновление. Как бездетным им грозила отправка в Германию...
Все присутствующие стали уговаривать меня. Говорили, что тракторист живет обеспеченно, имеет корову, запасы, что у меня дети голодают. Маруся обращалась прямо к Герману, принесла с собой пироги, угощала детей. В эту минуту - как не хватало мне мамы, ее мудрого и доброго совета.
Герман охотно согласился жить у нее. Гога тоже не прочь был поменять наш голод на сытую жизнь. Маруся сразу же увела Германа к себе, но ей не понравилось имя, и его записали по отцу Вовой.
Так мы с Гогой остались вдвоем.
Рядом с нами в соседней комнате в бараке жила семья - двое стариков и их дочь с сыном Игорем, Гогиным ровесником. Эти люди были евреями из Одессы. Многие знали это, помалкивали. Когда я уходила менять - они присматривали за Гогой. Кроме них в селе была еще еврейка Ира - молодая, красивая женщина, с выводком детей. Ира была из местных, и тоже никому в голову не приходило их выдавать.
В селах, где мы меняли вещи, нас часто упрекали:
-Что из Керчи приехали, а селедки не привезли. За селедку можно было и муку, и зерно выменять. А в Богунчаке выращивали табак. Клава уговорила меня съездить поменять табак на селедку, ее тут с руками оторвут...
Взяли пропуск, поехали поездом. Так как немцы на станциях обыскивали, табак могли отобрать, я мешочки с листовым табаком привязала к ногам ниже колена, сверху надела брюки и сапоги. Доехали в основном благополучно, при обыске табак немцы не нашли. Остановились у Клавиных родственников, но на базаре продать табак нельзя - немцы его отбирают. Продали из-под полы, прячась, дешево. Купили камсы - кое-как, с приключениями вернулись домой.
И началось ко мне паломничество - приходили разные соседи, мало знакомые люди с блюдечками. Умоляли дать хоть немного, плакали, унижались. Да и мы с Гогой приналегли на соленое.
Тем кончилось мое коммерческое предприятие. Но Гоге камса, видимо, была полезной. Он стал оживать.
Настали морозы. Печка комнату не обогревала, да и топить было нечем. Съехались зимовать в одну из комнат внизу. Копали и варили мерзлую картошку. Баба, у которой мы зимовали, была достаточно дикая, о санитарных условиях лучше не вспоминать. В конце концов, у Гоги на руке появилась чесотка. Мыла не было...
Что делается в мире, как идет война - мы ничего не знали. Приемники отобрали у всех еще в начале войны. Доходили только какие-то смутные слухи. Затем, в конце зимы на домах, где жили немцы, вывесили, кроме обычной свастики, траурные флаги. Мы не знали - почему. Постепенно откуда-то - видимо, от партизан - прошел слух о Сталинграде, о победе там наших. Мы радовались, ждали, стали надеяться на победу...
По сравнению с тем, как было в Керчи, тут казалось лучше - не было ни бомбежки, ни стрельбы. Меня записали в огородную бригаду. Ежедневная работа давала ритм в жизни. Бригадиром был старый чех, давнишний житель села. Работающим стали выдавать паек — кукурузу, подгнившую, непригодную для сева.
Эта кукуруза, размолотая на нашей мельничке, была почти единственная еда. Про нее Гога говорил: «живот полный, а душа голодная!»
Начались полевые работы. Моя соседка по бараку - еврейка тоже числилась в нашей бригаде, но в поле не появлялась: сельский бухгалтер - старый отвратительный бабник - закрутил с ней роман. Наша соседка, не отличаясь умом и скромностью - все в подробностях разболтала соседкам. Дошло до обманутой жены. Ревнивая, тупая баба сообщила в немецкую комендатуру о национальности соперницы...
Приехало Гестапо - несчастных стариков, ребенка и его мать - увезли. Рассказывали об их ужасе, отчаянии, воплях...
Я не видела этого - была на работе, но оставаться в опустелом бараке, где они еще недавно жили, было тяжело. Я стала искать другое жилье и нашла в большом доме маленькую комнатку с выходом во двор - может быть, черную прихожую. Забрала из барака свой кирпич, сложила там новую печку - более удачную. В этой комнате был брошенный стол, топчан и даже какой-то шкафчик.
Начались полевые работы, готовили грядки, рассаду. Осенью огород был плохо убран - можно было найти не только мерзлую картошку, но и проросший лук, морковку или свеклу.
Когда стали сажать картошку, - конечно, приворовывали. Наш бригадир - чех грозил карами, но тем дело и кончалось.
Тракторист - приемный отец Германа - иногда приходил по выходным, приносил Гоге гостинца. Рассказывал, что в МТС работники подсыпают соль в бензин, и немцы злятся и не могут понять, почему не заводится мотор на машине или тракторе. Он был хороший мужик, добрый, но от людей я слыхала, что Герману живется не сладко - Маруся злая, жестокая. Однако, о том, чтобы вернуть Германа мне - не могло быть и речи. Насильная отправка в Германию грозила по-прежнему, из села увезли несколько девушек.
Во время походов по деревням, приходилось иногда идти мимо участков, огороженных колючей проволокой. Там немцы держали русских пленных. Голодные, исхудалые, они протягивали руки через проволоку - просили еды. Рассказывали, что местные одинокие бабы выкупали у немцев пленного себе в мужья...
В нашем селе немецкие части появлялись обычно ненадолго - мы были в стороне от оживленных трактов. Грубые, злобные, немцы ловили по дворам кур, требовали яиц, сметаны, грозили оружием. Еще хуже были румыны. Но появились в селе новые немцы - это была какая-то часть, под названием «Эдельвейс» - на пилотках у них было изображение цветка.
Откуда они взялись - не знаю. Вначале они были какие-то грязные, нервные. Разместили их по квартирам.
Отдохнув, отъевшись, немцы стали привет¬ливыми, заводили дружеские отношения с хозяевами квартир. Показывали фотографии родителей, детей, жен. Втихаря поругивали Гитлера, войну.
Привели и порядок запущенный сельский клуб, играли там на губной гармошке, устраивали по вечерам танцы...
Освещенные окна клуба, танцевальная знакомая музыка - действовали на молодых солдаток, как дудочка крысолова. Большинство были горожанки, перед войной танцы были очень популярны. Их тянуло к себе не только воспоминание о том, что ушло, но неистребимое желание - жить. После всех страхов, потерь и ужасов - жизнь требовала - живи!
И мы ходили, танцевали фокстрот и танго, языка не знали, но как-то понимали друг друга. Держались немцы корректно, провожая домой после танцев, - не нахальничали.
Конечно, многие наши женщины завели романы. Немецкое командование не одобряло таких связей - все шло втихую. Потом эти немцы уехали.
Когда поспела пшеница, зерно от комбайнов стали свозить на ток, нужно было вести учет урожая. Староста назначил меня учетчиком.
Ток был в поле, километрах в двух от села. Зерно привозили машинами, веяли и ссыпали в амбар под крышу. Я записывала вес привезенного. Работа - не бей лежачего. Две девушки таскали ящик с зерном от машины к весам и дальше.
Бывало, что, возвращаясь с работы, бабы заходили ко мне и не упускали случая набрать с собой зерна, припрятав.
Как-то среди дня на ток явился староста - посмотрел, как идут дела и заявил:
- У тебя бабы зерно крадут!
- Знаю, ответила я - все, есть хотят!
Он был поражен:
- А не хватит, что тогда?
- Это мое дело - сказала я.
Как-то приезжали из района немцы, посмотрели, как старательно я взвешиваю ящики с зерном и без зерна – сказали: «Гут, гут» и уехали. А я, конечно, несколько килограмм с каждой машины утаивала, не записывала.
Гога тоже прибегал ко мне на ток, мы вместе обедали, а вечером приходил сторож с собаками, и я шла домой.
Когда пришла осень, все в деревне массово начали делать вино. Хотя виноград увозили немцы, но его было много. Набрать себе не составляло труда. Постепенно от виноделия перешли к самогону - его можно было продать.
Мы с Наташей придумали кое-какое снаряжение, и нашу водку покупали. Вся деревня ходила полупьяная.
Наступил 1943 год. Жить стало легче. Зерном пшеницы я запаслась еще с лета. За самогон купила Гоге обувь, перешивала на руках одежду, он давно вырос из своей. Из семечек делали отличное подсолнечное масло.
Плохо было только с топливом - топили бурьяном - «перекати-поле». Огромные охапки таскали мы с Наташей с поля, из канав и рвов, куда это сухое растение загоняло ветром. Сгорал в печке бурьян быстро, и походы за ним по снегу и ветру приходилось повторять постоянно.


Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 #

Текущий рейтинг темы: Нет



Услуги частных генеалогов или генеалогических агентств ищите в соответствующих разделах сайта