|
|
|
|
В нашем институте была библиотека. Там выписывали литературные газеты и журналы. С библиотекаршей я дружила, и однажды она уговорила меня прямо с работы пойти с ней в филармонию на концерт Нейхауза. Он играл в тот вечер Бетховена. Как потрясла меня эта музыка - описать нельзя. Я поняла, что есть главное, «высшее», необходимое душе. Пыталась рассказать Алексею, но ему было неинтересно. Алексей после работы занялся литературным творчеством. Решил написать что-либо для печати и тем улучшить наше материальное положение. Подозреваю, что эта идея возникла у его матери. Алексей был очень наивен, но в своем таланте уверен. Написал он пьесу - не помню ее названия - детективного содержания о диверсантах, переходящих через границу и советских пограничниках, их задержавших. Перепечатать это сочинение на машинке он отказался, считал, что слово «рукопись» обозначает - написанное от руки. Послал не в небольшой местный журнал, а прямо в «Новый Мир». Рукопись вернули. Он писал о вещах ему мало известных, с надуманной ситуацией и совершенно не зная требований драматургии. Весной городские и республиканские власти Казахстана решили, что их столице необходим большой водоем - озеро. Был создан проект и, как тогда водилось, население города «с энтузиазмом» начало бесплатно готовить котлован для будущего водоема. Разнарядку дали и нашему институту. В выходной день мы бригадой отправились туда. Была весна, ярко светило солнце, цвели маки по склонам гор - воздух теплый, душистый. Я, вместе с другими сотрудницами, таскала носилки с торфяной землей. Было весело. Физической работы я никогда не боялась и трудилась с удовольствием. В нашей группе работал и геолог Вадим Щербаков, недавно поступивший работать в наш институт. Мы всей группой дурачились, таскали друг друга на носилках. Вадим помогал мне. Потом вместе завтракали, делились своими припасами. На службе, в институте наши дружеские отношения продолжались. Вадим приносил мне показывать какие-то привезенные им из экспедиции камни, куски породы, рассказывал о них с увлечением. Я печатала его отчеты. Вообще, тут для меня было немало «левой» работа. Многие сотрудники писали диссертации, научные статьи, за перепечатку - платили. Я числилась секретарем, а машинисткой была татарка, она не успевала сделать все, да и печатала я грамотнее и толковей. Приходилось оставаться после рабочего дня. И Вадим тоже чем-то занимался в своем отделе. Если я задерживалась допоздна - провожал меня. С ним было интересно - разговаривали о новых журналах, о театра, о литературе, о стихах - о чем угодно. Ухаживания Вадима не оставили меня равнодушной и я решила поговорить с Алексеем. Призналась ему, что влюбилась, и ждала ответных слов, что он меня любит, что у нас есть сын, что эта влюбленность - дурость. Ждала возмущения, обидных слов, чего угодно. Но не полного равнодушия к моим словам. Конечно, он доложил матери о моем признании. А я осталась в убеждении, что не нужна ему, а может быть и он мне… Наступило время моего отпуска. Давно хотелось мне побывать в Керчи у Кати, а проездом и в Харькове. В это же время из Института ехала в командировку группа геологов. Тогда вблизи поселка Акмола нашли залежи железной руды. Нужны были еще какие-то данные. Главный инженер уговорил меня поехать с этой группой, оформить там какие нужно бумаги для отчета, а после, прямо из Акмолы, не возвращаясь, ехать дальше в отпуск. Это удешевляло мою дорогу до Харькова. В Акмолу ехал и Вадим, а я в отпуск взяла с собой Гогу. Две недели, проведенные там, я вспоминаю с удовольствием. Гога тогда был разговорчивый, забавный малыш. Жили мы с ним в гостинице, кормились в столовой. Строгого рабочего дня никто не придерживался. Я пыталась устроить Готу в детский садик, но он категорически не хотел ходить туда - капризничал. Тогда один из геологов - толстый, веселый не помню его имени, (Юшков?) стал возить его с собой к шурфам, нянчился с ним, учил стрелять из лука, возил на легковой машине в столовую - пока я была занята. А вечером, когда Гога уже спал в гостинице, мы с Вадимом ходили гулять. Природа была там весьма унылая, но нам хорошо было вместе. Вадим провожал нас на поезд, когда мы уезжали. Притащил Гоге игрушек, еды на дорогу. И даже устроил нас в международный вагон, где была совершенно для меня невиданная туалетная комната. К сожалению, с комфортом мы ехали всего одну ночь, а утром прибыли в Куйбышев на пересадку. Там мы с Гогой проехались на пароходе, я, дрожа от холода, искупалась в Волге - потом прибыли в Харьков. Встретил нас на вокзале Юра Наседкин очень по-родственному. В Харькове я была больше у Куки - Лида и Володя Смирнов работали, уходили рано. Съездили в Репки к тете Шуре - Боря там был все время. Юра уговорил меня съездить с Кукой в Изюм. Съездить еще и в Керчь - я просто не успела. Пора было возвращаться домой. В Алма-Ате мои встречи с Вадимом стали еще откровенней. По воскресеньям я брала Гогу, и мы отправлялись в Зоопарк или просто гуляли в парке. После работы шли с Вадимом в кино - тогда впервые показывали «Большой Вальс», и мелодия Штрауса из этого фильма навсегда связалась у меня в памяти с Вадимом и с тем счастливым временем. Я хорошо зарабатывала, могла красиво одеться, ходила в парикмахерскую причесываться. С ночи занимала очередь к магазину за модными туфлями... Вадим был уверен, что мы поженимся, и познакомил меня со своей матерью. Тане я откровенно рассказала все, а Ольга Даниловна вообще перестала меня замечать. Нам с Вадимом было весело и хорошо. Но его мамаша относилась ко мне очень настороженно, если не сказать враждебно. Я для нее была какая-то машинистка, а Вадим единственный сын, с высшим образованием. Я так и не поняла тогда - где же его отец умер, сидит или бросил семью?
Часть IV. Война
Если бы во время отпуска мне удалось побывать у Кати в Керчи, я никогда не решилась бы переехать туда совсем. Даже после нашей казахстанской норы, ее жилище поразило меня нищетой. Это были две маленькие комнатушки в частном деревенском домишке в пригороде Керчи. Расшатанные кровати, один единственный стул, на котором сидели за обедом по очереди. Большая грязноватая плита, топившаяся углем, грязно, голодно. Усталая мама, нянчившая годовалого Колю. Непонятные отношения с Володей, который жил отдельно с другой женой, тещей и старшим сыном - ровесником Гоги. Мое удрученное состояние усиливала и холодная, ветреная погода. Море шумело, осеннее, бурное, мрачное... Но, выбора не было - все деньги ушли на дорогу, следовало приспосабливаться. Леша поступил на работу плотником на металлургический завод им. Войкова. Через некоторое время и я нашла должность управделами в ремесленном училище. Мы получили карточки на хлеб, а Леше даже карточку на рабочий (очень скромный) паек. Лешу научили подать в заводоуправление заявление с просьбой о жилплощади. Катя - медсестра в детсаду - брала с собой и Гогу, он ревел, идти туда не хотел. Мы заманивали его тем, что там дадут манную кашу. Дома мы все питались в основном рыбой - бычками в разных видах. Подходили праздники. Мама с Катей и я с ними стали делать игрушечных Дед-Морозов. Катя приносила с работы вату, мама делала из чего-то головы и лица. Тогда к новому году, и тем более к Рождеству в магазинах ничего не было, и наших кукол охотно покупали. Включился в эти дела и Алексей - делал деревянные подставки к Морозам. Володя приходил часто. Он тогда руководи хором в заводском Доме культуры. Нашел свое место в жизни. Его жена - армянка Тамара пела в этом хоре. Женился на ней Володя по необходимости, когда родился его старший сын Герман. В стихотворении «Донна Анна» говорится об интересах его новой семьи и неприятии им этого уровня. Но Володя все-таки предпочел его Катиной бесхозяйственности. В ту весну Володя написал много прекрасных стихов. Многие из них он снова посвятил мне. И я догадываюсь, что Катины настойчивые приглашения приехать, были сделаны по его желанию. Свои стихи Володя не любил читать вслух, и большинство из них я узнала, когда его уже не было. Леша продолжал писать свои страхуны. Решился однажды прочесть один из них Володе. Тот пришел в ужас, с отвращением слушал описание загробных пыток и мучений. Рассказ произвел на Володю отталкивающее впечатление, хотя слог и язык, которым писал Леша - он похвалил. Странно вела себя по отношению ко мне Катя. Она все выискивала случаи высмеять меня, поставить в глупое положение. Я, как всегда, попадалась на провокации, но по-прежнему на нее не обижалась. Хорошие, дружеские отношения сложились с Володей у меня. Он часто приходил к нам домой, мы разговаривали на разные отвлеченные темы. Мама его любила, понимала, что он талантлив, что он не такой, как все и догадывалась о его непростом ко мне отношении. А Катя и Тамара ревновали Володю и спорили - кто из них настоящая Володина жена. Когда родился Коля - Тамара устроила скандал - Ты у меня украла мужа! - Но ведь это ты еще раньше забрала его у меня, - резонно отвечала Катя. Наступил Новый 1941-й год. Благодаря Дед-Морозам мы встретили его в смысле угощения достойно. Володи не было. В Доме Культуры шло «мероприятие». Под Старый Новый год Володя пригласил нас с Лешей к себе. Он жил с женой и тещей в маленькой, но довольно стандартно-уютной квартире. Хозяева встретили нас очень радушно, гостеприимно. За столом я вспомнила строки Пастернака: «За что же пьют?... За то, чтобы поэтом стал прозаик и полубогом сделался поэт... ». Володя обрадовался, растрогался, благодарил меня. Я думаю - больше всего за то, что в этой обстановке прозвучали настоящие хорошие строки. Когда пришло лето, меня с Гогой Тамара пригласила съездить в пригород Керчи - там был большой хороший пляж. Собственно с удовольствием плавали и купались мы с Гогой. Вся Володина семья сидела на берегу. Герман боялся воды, Володя не умел плавать... Стояло лето. Море спокойное, голубое под голубым небом, пестрая галька, желтый песок, на который набегают прозрачные спокойные волны. Близко от дома диковатый пляж - все выходные дни и после работы мы с Катей и Гогой купались, плавали, загорали на берегу. Леша с Гогой катались на пароходе.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 #
|
Текущий рейтинг темы: Нет |
|