Всероссийское Генеалогическое Древо

Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника

База содержит фамильные списки, перечни населенных пунктов, статьи, биографии, контакты генеалогов и многое другое. Вы можете использовать ее как отправную точку в своих генеалогических исследованиях. Информация постоянно пополняется материалами из открытых источников. Раньше посетители могли самостоятельно пополнять базу сведениями о своих родственниках, но сейчас эта возможность закрыта. База доступна только в режиме чтения. Все обновления производятся на форуме.

ЭТО Я, ГОСПОДИ!


Трудная, но интересная жизнь графини Александры Николаевны Доррер. Мытарства и жизненные тяготы русского дворянства во времена революции, военного коммунизма, сталинских репрессий и во время Великой отечественной войны.

Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника »   Статьи »   ЭТО Я, ГОСПОДИ!
RSS

Автор статьи: Александра Николаевна Доррер (Рагозина)
Первоисточник: Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 #


Явились домой, уже в темноте. Нас разыскивали с фонарем.
Как-то Катя стала играть в цирк - она видела его в Харькове. В саду были большие качели. Мне было велено встать на сиденье на одно колено и посылать воздушные поцелуи. А сама Катя раскачала качели во весь мах. Слетела я мгновенно и грохнулась навзничь, потеряв сознание.
Под крики прислуги: «Ой, убила! Катя Шурочку убила!» - прибежала мама, на руках унесла меня домой. Но, против ожидания, я осталась жива и здорова и по-прежнему послушна.
Кука - была другая - плакала, убегала к няне. Ее в игру не принимали. Только раз я помню, как по Катиной игре все должны были залезть на крышу сарая. Меня и Митю подсадили, а Кука там не могла удержаться. Тогда Катя чем-то ее обвязала, прикрепила веревку и привязала к трубе, не дотащив до крыши. Кука хныкала, но не очень, болтаясь между небом и землей, там нянька и нашла ее.
Любимое место для игр была еще и конюшня. Их было две - для рабочих лошадей и для выездных. У Кати и Лиды были уже свои - подаренные им лошади.
Всеобщей любимицей была папина верховая английская, породистая кобыла - Дези. Умная, добрая, послушная. Сестры катались на ней - оседланной верхом. Однажды Лида, не достававшая до стремян, свалилась с седла на землю, и Дези тотчас остановилась около нее и заржала, как бы призывая к Лиде на помощь!
Конечно, и я просилась покататься одной в седле, с Катей или с кучером мне было неинтересно. Но вместо Дези Катя посадила меня на старого полу¬слепого мерина. Кажется, на нем ездил старый пастух.
Катя ушла, а моя лошадь, не обращая на меня никакого внимания, спокойным шагом вышла за ворота и стала пастись в овсе.
Кажется, когда стемнело, я позвала на помощь, чтобы меня сняли.
Зиму мы всегда проводили, в Бессоновке.
И елка, и маскарад, и шарады, и живые картины - все было там.
Тетя Катя доставала из большого сундука всевозможные одежды, за много лет скопившиеся после костюмированных балов, а, может быть, еще и прабабушкины туалеты - все было там...
Меня тоже принимали в живые картины и на разные роли - то ангела, то почему-то цыганкой...
Эти ранние воспоминания написаны спустя очень много лет. «Память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной... ». Память рассудка пришла позже, но ничего стереть не могла...
Не все было безоблачно. Отец мой вырос в Калужской губернии. Там было имение его матери - Бедрицы и его собственное - Доброселье.
У моей бабушки Екатерины Васильевны
Рагозиной (у обеих моих бабушек были одинаковые имена) других внуков не было. Она трагически потеряла четырех детей.
По непонятной причине застрелился, уже будучи офицером, папин старший брат Василий. Умерла от тифа ухаживавшая за крестьянами во время эпидемии дочь Софья.
Бегая и шаля зимой по крышам сараев, провалился в снег и пролежал там целый день еще один папин брат, а самая младшая девочка перевернула на себя самовар и скончалась от ожогов.
Оставались мой папа и самая старшая дочь Анна Николаевна, неудачно вышедшая замуж и бездетная.
В Доброселье и Бедрицы нас возили, но в Бессоновке мы жили постоянно.
Озеровы были богаты, Рагозины - нет. Доброселье было заложено, мамин Хутор приносил доход...
Папа вырос в калужских лесах. Как истый русский барин, он любил породистых лошадей, знал толк в охотничьих собаках, не прочь был выпить, отправиться на рыбную ловлю в лодке. Ему нравилась зимняя охота на волков, когда егерь заманивает их завыванием. (Выделанные в виде ковров на суконных подкладках волчьи шкуры были постоянным местом наших игр). Ему нравилось по талому снегу подобраться к глухариному току, весной стоять с ружьем на тяге вальдшнепов... там он был дома, а в Бессоновке, вероятно, скучал.
А дедушка Алексей Федорович Озеров, когда в молодости служил на Дальнем Востоке, охотился вместе с друзьями и однажды подстрелил лань. Он подбежал, чтобы добить добычу, а эта лань посмотрела на него такими печальными, умоляющими глазами, что он навсегда отказался от жестокой забавы. И в Бессоновке для охоты не было приспособлений.
Мама старалась примирить отца с жизнью на Хуторе. Она засадила несколько десятин земли соснами, надеясь создать хоть маленький лесок, в саду был участок с березами. Большая сосна, чуть ли не привезенная саженцем из Доброселья, росла вблизи дома в цветнике, под ней лесная земляника...
Мама с отцом жили очень дружно, но для папы это было, вероятно, трудное время.
Потом началась война и он, как офицер запаса, вернулся в свой артиллерийский полк. Артиллерийская часть, где он служил, одно время стояла в городе Алатыре. Мама со старшими девочками ездила туда на свидание. Мы с Кукой оставались в Бессоновке.
Когда не было Кати, я жила очень тихо. Играли мы с Кукой в спокойные игры, иногда я сидела одна с книжкой или просто о чем-то задумавшись. Граменька обратила на это внимание, и на ее вопрос - «О чем ты задумалась?» - я отвечала, что думаю о папе. Видимо, ему передали мои слова, и они примирили его с моим существованием. Уже в Харькове он как-то подсел ко мне, и о чем-то мы с ним разговаривали. После этого он заметил маме, что «в Саше видна порода». Но это было позже.
Вернувшись из Алатыря, сестры рассказывали о своем путешествии, приключениях. Как Лида свалилась в поезде со второй полки. Все это изображалось в лицах.
Приметы войны все чаще стали замечаться в нашей жизни. На хуторе появился пленный австриец Франц, многих работников взяли в армию.
Кате и Лиде сшили военные гимнастерки, а мне сделали белый фартучек с красным крестом и белую косынку - медсестры (есть фотография).
Тогда же нам с Кукой пригласили гувернантку - мадемуазель Габриэль. Она в брюках ездила верхом, дружила с Францем, учила нас французским рождественским песенкам. Еще она в камине поджаривала нам куски булки с маслом и медом, насадив булку на вилку. Куда и когда она исчезла, я не помню.
А в Бессоновке появился деревенский мальчик Вася. Он по утрам приносил охапку дров, сваливал с грохотом в коридоре, растапливал печи.
В доме у бабушки постоянно шли разговоры о женихах и свадьбах. На выданье были две мои тетки, у тети Шуры был жених. Недавно ездили на свадьбу к двоюродной тете Аде.
Я слушала в свои четыре года и мотала на ус. Лида и Муся кокетничали с Васей, были к нему неравнодушны, между собой шептались о нем. Вдруг выбегали в коридор с кокетливым смехом. На них тоже действовал общий интерес в доме.
Меня же подвела моя ранняя грамотность - я написала записку: «Когда буду большая, выйду за тебя замуж». Боже! Эту записку Лида мне вспоминала - доказывая, какая я с детства порочная - много лет.
Было тревожно в нашей семье. Шла война, папа на фронте, тетя приезжала из госпиталя усталая, часто плакала, жалея раненых солдат. Но мы, дети не понимали происходящего.
Ясно запомнилась ранняя весна 1917 года.
Наверное, это был март. Снег растаял, и в саду между деревьями лежали прошлогодние пласты мокрых потемневших листьев. Мы с сестрой Кукой с наслаждением бегали по ним, искали робкие первые травинки.
Было так хорошо от свежего острого запаха весны, от свободы после зимних комнат... И вдруг я услышала, что Граменька, которая гуляла с нами - горько плачет и почему-то, всхлипывая, напевает «Боже, царя храни!». Это было так неожиданно, так не вязалось с весной, с нашей радостью...
Гимн «Боже, царя храни» мы, конечно, знали, слышали много раз, но, почему эти бодрые слова вызывали слезы? На наше недоумение бабушка только гладила нас по голове и повторяла - бедные дети, какая беда, какое горе!
Только спустя годы я догадалась, что тогда привезли почту, и она узнала об отречении Николая.
Что было дальше, хорошо известно: гражданская воина, бесчеловечное, ужасное убийство царской семьи, разорение страны, кровь, расстрелы, лагеря, аресты, взорванные церкви...
Граменька была убежденной монархистской, твердо уверенной в необходимости власти царя. Личное знакомство с царской семьей усиливало это убеждение.
Еще в начале семидесятых годов XIX столетия, когда дедушка Озеров служил в армии, а она была молодая его супруга, по какому-то поводу государь Александр Второй проводил встречу с военными. Как обычно, выстроилось две шеренги: справа мужчины - по чинам, а слева их жены. К военным подходил государь, а к дамам - императрица, с приветствием.
Александр шел медленно. Многие из военных были ему знакомы, он останавливался, разговаривал.
А императрица шла быстро, обошла всех дам и, видя, что ей больше делать нечего - вернулась к середине ряда и заговорила с Озеровой. Обратила внимание, что та держалась естественно, не сковано, заметила хорошее французское произношение, несколько смуглый цвет лица и живость разговора. Царица спросила - «Вы, наверное, не русская?» Граменьке это показалось обидным, и она горячо запротестовала: «Нет, нет, я русская».
Императрица во время банкета (или перед ним) спросила - «А где же та милая дама, с которой я беседовала?» - Быстро что-то поменяли, пересадили кого-то, и Граму посадили рядом с императрицей. Во время беседы наша бабушка призналась, что ждет своего первого ребенка, и царица пожелала быть крестной матерью будущего младенца. Когда родилась наша мама - ее так и считали крестницей императрицы. Видимо, были и какие-то знаки внимания. Страшные события 80-х годов заслонили эти контакты с царской семьей.
Я не знаю имени и национальности жены Александра Второго.
А время все шло вперед - неумолимо, тревожно. Стало известно, что в боях погиб Константин
Телесницкий - отец Муси и Мити, наших двоюродных сестры и брата.
Прошло лето с играми в нашем саду и в Бессоновке. А осенью я проснулась ночью от полузабытого звука -тонкий, легкий звон и шаги. Так мог идти только папа - он вернулся. Война с немцами кончилась.
Вместе с папой приехал и его денщик - молодой веселый солдат Иван. Он играл с нами - сажал всех на большой старый ковер и бегом тащил его под гору по аллее. Мы старались удержаться, но все равно с хохотом вылетали.
Потом папа с Иваном уехали в Калугу, чтобы привезти в Бессоновку нашу бабушку Рагозину. Мы заочно звали ее - бабушка Бедрицкая.
Но отец опоздал - его мать скончалась, не дождавшись сына.
Смутно помню - когда папы не было - на наш Хутор приходили немецкие солдаты. Они шли не строем, несколько человек в серых шинелях, хотели пить и при виде кружки с водой спрашивали - это мокрая? Катя в Харькове видела немцев, она их ненавидела люто и потихоньку плевала на улице в спину их офицерам. Считала это патриотичным подвигом.


Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 #

Текущий рейтинг темы: Нет



Услуги частных генеалогов или генеалогических агентств ищите в соответствующих разделах сайта