|
|
|
 |
Тетя Маруся и дядя Костя, оставив детей с няней Ганной у Озеровых, поехали заграницу. Все было отлично. Мы очень подружились с Мусей, которая уже выросла - ей было шесть лет.
В тот год праздновали трехсотлетие дома Романовых. Всюду была иллюминация, вензеля из электрических лампочек, "300". Приезжал в Харьков Государь, но я его не видела, хоть и поехали с Граменькой к дворянскому собранию, но опоздали. Он очень скоро уехал.
Незадолго до возвращения Телесницких из-за границы мы все: я, Муся, Лида и Митя заболели свинкой. Противно чесалась шея, мешали повязки с ихтиоловой мазью, но в общем было неплохо, так как заболевание
наше обнаружилось в какой-то праздничный день, когда мы с Лидой гостили у Озеровых и нас уже не отпустили домой и мы все четверо были вместе. Я спала на диване у теток в комнате и те часы, что теперь находятся у Лиды, уютно тикали надо мной...
Свинка прошла, мы вернулись домой, приехали родители Телесницких
- тетя Маруся шикарная и очень хорошенькая в парижском пальто и платье, привезла чудесные платьица и Мусе и нам какие-то подарки, которые, впрочем, совсем не оставили у меня впечатления, кроме французских очень вкусных и нарядных конфет.
А весной вышла замуж тетя Ада. К моему большому горю венчалась она в Петербурге. Граменька и тетя Шура с тетей Катей поехали на свадьбу, а меня не взяли, хоть Граменька как будто колебалась, но мама не отпустила. Теткам сшили красивые платья и шляпки к свадьбе и они уехали. Потом привезли нам красивые конфеты - шоколад с орехами, а на нем на нофриоованной белой подушечке собачка - мешочки белые атласные с золотым буквами Адиным и Гениным именами – на ней лежали эти конфеты. И, конечно, массу рассказов о свадьбе - о том какая хорошенькая была Ада под венцом, какой и какой был у нее букет из белых роз, какой у нее жених - гвардейский офицер Ширинкин, какой у него смешной отец - отставной генерал и как с ним кокетничала Адина мать - тетя Ляля. Словом перемывали косточки новой родне. Граменька умела и любила это делать беззлобно и довольно остроумно.
Лето, мы прожили на хуторе. В тот год я, наконец, стала сама читать книжки. До этого мне всегда читали вслух мама и, особенно, Граменька.
Как сейчас помню: - Граменька читала Купера "Зверобоя", а мама позвала ее и сказала, что не надо мне больше читать вслух, а то я никогда не научусь сама.
Грама пришла и сказала - "мама говорит, что пора тебе самой читать." Чтение прервалось как раз на интересном месте и я с досады закричала:
- Бессовестная мама! Просто дура!
Граменька ахнула, сказала "Бог тебя накажет за такие слова о матери!" Я хотела еще что то крикнуть и вдруг загремел гром. Я ужаснулась, выглянула в окно. Туч не было. Я до того перепугалась - думала это Бог меня уже наказывает, сейчас убьет. Со страху я взяла книгу и стала читать... Сначала было трудно, не все понятно и читала я медленно, но, помня о громе, уже не бросала чтение, а потом больше полюбила сама читать, чем слушать. Только по-французски мне читала вслух Мадемуазель. Первые прочитанные ею книги я почти не поняла, например Fransois le bossu я и по сей день не знаю почти - о чем она читала, так только отдельные слова я улавливала, а она hippopotami не переводила. Но так как лучше было слушать ее чтение, чем самой читать, особенно такие трудные слова, как hippopotame. Почему то этот гипопотам мне вовсе не давался и я его' без горьких
слез не могла произнести. Вторую книгу Le bonnettit diable
я лучше поняла, правда, там были картинки. Потом Lesmebheures de sofhie. Уже кое что прояснилось: Les bonsenfants
еще лучше, а уж Les racanog понялаи даже стало интересно. Я уже могла спросить - частью словами, частью жестами объяснения непонятных слов. А зимой уже совсем хорошо понимала рассказы из журнала Le jornal de lajeunesse, где было много рассказов о кораблекрушениях и о принцесах и феях.
Весной 1913 года я держала экзамен в первый класс. Перед экзаменом мы с мамой пошли в Николаевскую церковь. Там была очень почитаемая икона Николая Чудотворца, у которой молились все ученики и ученицы перед экзаменами. Наконец пришли в гимназию. Клавдия Алексеевна нарядная и взволнованная встретила нас наверху перед залом, где шли экзамены. Там уже сидели матери с детьми.
Одна бойкая девочка Изюнька (полное ее имя было Ирина) мне очень понравилась. У меня сильно билось сердце и я вспоминала, как тетя Катя говорила, что когда идешь на экзамен, завидуешь каждой пробегающей собаке, каждой вороне на дереве. Но Изюнька меня успокоила, сказала, что все это ерунда. Она уже держала экзамен во второй приготовительный и предложила мне лучше побегать по лестнице.
Скоро нас вызвали в зал. Директриса старая и сухая в форменном синем платье, с лорнетом - показалась мне страшноватой. За столом под портретом государя во весь рост - сидели какие-то старые мужчины в мундирах. Нам с Изюнькой дали легкие задачи по арифметике и мы их раньше положенного срока решили. Потом спросили устно и сказали, что арифметику письменно и устно мы сдали на 5. На следующий день был русский. У меня был плохой почерк, но я написала без ошибок, хорошо прочитала и рассказала стихотворение. И опять мы обе получили по пятерке и даже пожалели, что экзамены так быстро кончились. Меня приняли в первый класс.
Граменька привезла коробку с пирожными и все повторяла
- До чего я достукалась! Моя внучка - уже гимназистка! Как было хорошо и радостно в этот день! Был месяц май. Цвели сады, на улицах продавали сирень и ландыши. Сколько было солнца и счастья!
Мы уехали в Бессоновку с Граменькой и тетками, а мама с папой и Баба-Няня остались в Харькове. Когда мы уезжали, мама сказала,- что, вероятно, у нее скоро родится ребенок. Я ей не поверила, так как считала, что заранее она об этом не может знать.
В Бессоновке тоже было очень хорошо в ту весну. Было столько цветов, особенно ландышей в саду. Приехал папа и отправился на Хутор. Прошло дня два и вот 9 мая, на папины именины мы получили телеграмму: у мамы родилась девочка! Приехал папа с хутора и я первая еще на крыльце поздравила его с именинами и с рождением дочки. Но папа совсем не обрадовался - он очень ждал сына. "Третья дочка - сказал он - что же в этом хорошего!
Потом мы все поехали в Харьков на крестины. Тетя Шура нарвала целый сноп незабудок и ландышей. Завернула цветы в мокрую тряпку вместе с сырым мхом и хорошо довезла их. Не помню почему я всю дорогу ревела, может даже от того, что взяла с собой очень большую и неудобную куклу Вавочку, с которой я не играла, но таскала за собой, даже в Бедрицы ее возила.
Девочку решили назвать Александрой, так как тети Шурин день рождения был 10 мая и именины где то тут же. Папа очень долго называл ее Саша. Девочка мне понравилась больше, чем Лида при рождении. У нее были темные глазки, и темные волосики до самых бровок. Мама позволила взять ее на руки и я понянчила немножко. Мы пробыли в Харькове с месяц, затем все с Шурой, папой и мамой уехали на Хутор. Лето прошло, как и прошлогоднее.
Зимой мы опять жили у Кирьяновых, а летом, после экзамена, который я опять же держала, поехали в Доброселье. Шура уже ходила. У нее была очень молодая и веселая няня Нина. С Ниной я дружила, как с подругой, хоть она меня и дразнила, смеясь над моими большими ушами. Доброселье не поразило меня, как в первый раз. Оно уже стало родным и знакомым. Мы много, гуляли с Ниной. Она не брала Шуру на руки, а тащила за собой. Шура, спотыкаясь, плелась безропотно. Больше мешала Лида со своим желанием ни в чем не отстать от меня и склонностью к капризам. У нас была коза, которую мы сами доили, она вечно вертелась возле наших качелей и в конце концов их разбила. Продолжалась и моя дружба с Ольгами и с новой подружкой Нюшей. Бывало заберемся на поленницу возле школы и рассказываем друг другу всякие небылицы: я украинские - про Петруся, который попал в подземелье с золотым кладом, про злую мачеху, обернувшуюся черной кошкой, а Нюша рассказывала про леших, про домовых. Нюша была старше и она еще много рассказывала про девушек, которых против воли выдавали замуж и вообще про женихов.
Больше всего мы проводили время с няней Ниной на прогулках по огромному саду, по берегу реки и в лесу. Мне подарили лапти, в которых очень удобно было ходить по лесу - босиком там было колко. Мы собирали костянику, землянику на курганах, поросших березками и ельником. Лида в это время заболела дифтеритом и мама с ней жила в детской внизу, а мы с Шурой, Ниной и мадмуазель Мари - наверху. Маму мы совсем не видали в это время. Мадмуазель была печальна т. к. заглохла ее переписка с женихом, который служил в Алжире и был другом ее умершего брата.
Как-то мы с Ниной, гуляя возле мельницы и стали переходить через протоку реки по наклонной старой иве и Нина с Шурой свалилась в реку с большим шумом и плеском. Потом мы пробирались потихоньку домой - Нина вся мокрая.
Как-то я ездила с папой и его товарищем учителем Михаилом Андреевичем на лодке на охоту на уток. Лодка села на мель в камышах и папа с Михаилом Андреевичем стаскивали ее с мели. Потом плыли по реке и они очень хорошо пели "Среди долины ровныя" и другие русские народные песни. Река была спокойная, берега лесистые, березки сбегали к самой воде и песня неслась далеко- далеко. Потом мы приехали к берегу, где были видны остатки укреплений - рвы, валы, все тоже поросшее лесом. Это место называлось «Кудеярово городище» О нем ходила легенда, что здесь жил разбойник Кудеяр и зарыл тут свою казну. Но, конечно, никто ее не нашел, хоть и были кладоискатели.
В конце лета стали объезжать молодых лошадей. Лошади были моей страстью и любовью и, я вечно вертелась возле конюшни. Помню как Иван Дмитриевич – кучер - и его сын Паша запрягали лошадь, держа ее под уздцы Потом Паша садился на дрожки, лошадь пускали и она неслась сломя голову, а потом, через некоторое время Паша въезжал во двор на усталой уже объезженной лошади, всей в мыле.
Как то мы с Ниной и Шурой ездили на ярмарку в Любунь. Там было чудесно - качели, карусели, народ в ярких нарядных рубахах и сарафанах. Мы купили сахарных куколок, сахарные часы и розовых с золотом пряников. Мадмуазель тоже ездила с нами, но ей ярмарка не особенно понравилась,
Страницы: 1 2 3 4 5 6 #
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
