С Соней было особенно интересно играть. Она была большая выдум¬щица на всякое веселье. Нам с ней тетя Шура доставала свою старую куклу Володю. Когда то, это, был бравый солдат из папье-маше, ростом с пятилетнего ребенка. А потом он поломался, у него уже не было ног, усы стерлись и он носил старое тети Шурина, платье. Но тетя Шура его очень любила и берегла. Нам с Соней она шила тряпочных кукол, раскрашивала им лица, пришивала настоящие волосы и шила платья. Мы их называли "мадамки". Но Соня была завистливая. Как то раз у моей мадамки было что то - платье или лента лучше, и она объявила мне: "Катечка я сейчас твоей мадамке голову откушу! Я страшно заорала, а Соня, схватив мадамку зубами, правда оторвала ей голову. На крик прибежала тетя Шура и голову мадамке пришила обратно.
Еще мы любили после дождя с ветром собирать падалицу под деревьями и устраивать магазин, где продавали фрукты. Беда была в том, что обе мы хотели продавать. Спасибо, "покупали" Тусенька или Граменька. А Граменька играла с нами в море. Будто мы приехали в Крым. И вот по камушкам бежим по берегу. Камушками были большие переплетенные комплекты журнала "Нива". Мы их разбрасывали по полу и Граменька, подобрав юбки, прыгала первая, а мы с Соней и Лидой за ней. Пока в дверях не появлялась Баба-Няня и не стыдила ее: "Екатерина Васильевна, как не стыдно, детей, чему учите! Граменька быстра велела все прибрать. Но через несколько, дней мы опять так же играли. Помню, как я раз так капризничала, что папа через гостиную вынес меня на балкон и там запер. Я орала, кусалась, хваталась руками за мебель, но ничего не могла поделать - папа был сильнее меня.
Зимой сняли новую, более дешевую квартиру в доме Кирьяновых на Садово-Куликовской. Здесь не было, парадной лестницы со швейцаром в ливрее, парового отопления, но комнат тоже было, много), а главное, был большой сад. У Кирьяновых было много детей: Василий Васильевич старший сын, Сергей - студент, Наташа уже замужняя, Таня и Маня (по прозвищу тетя Слоня, т.к. она была толстенькая) гимназистка, старших классов.
Мне было уже семь лет и меня стали учить читать, писать, арифметике. Приходила учительница: Клавдия Алексеевна Багрова, которая мне очень нравилась. Музыку я учила с Мартой Францевной Буль, тоже очень хорошей, но уже пожилой. А французский не с Анжелью, которая уехала с матерью и теткой в Ростов, а с мадемуазель Мари. Она жила у нас и я ее не любила. Училась я неплохо, но музыка и французский казались мне скучными и вообще лишними.
Клавдия Алексеевна преподавала в младших классах гимназии, куда я должна была поступить через год. Иногда она устраивала у себя дома праздники для своих учениц - приготовишек и меня приглашала, чтобы я познакомилась со своими будущими соученицами. Она угощала нас чаем с бутербродами и печеньем, а потом мы играли в разные игры. Весной, ходили гулять всей толпой в Технологический сад. В тот год в небе была видна комета, кто боялся, что эта комета может столкнуться с землей. Мы несколько ночей ходили на пустырь Каплуновской улицы смотреть ее, но я лично так ничего и не увидела.
Ранней весной мы с мамой и папой поехали к бабушке в Бедрицы, а оттуда в Доброселье. Это было старое папино родовое именье недалеко, от станции Спас-Деменск. Старый дом отремонтировали и мы прожили там все лето. Но ранней весной дом был еще нежилой, нетопленый и мы жили во флигеле. У папы были охотничьи собаки: пойнтер Гера, сеттер-гордон Будишка, а также гончие Флейта и Фагот и огромный вороватый Звонило. Ранней весной папа взял меня на тягу. Он поставил меня в лесу у дерева, а сам ушел дальше. В лесу было, тихо, сыровато,.. Пахло прелыми листьями и распускающимися почками, а косые лучи солнца ложились между стволов прямо: мне под ноги. Надо было стоять тихо. Мне было радостно и необыкновенно, и отчего-то сердце билось часто... Солнце зашло, в лесу стало темновато и тут с шумом полетели вальдшнепы высоко над деревьями. Папа выстрелил. Я не помню убил ли он что-нибудь, но ясно помню то чудесное ожидание, хлопанье крыльев и лес и полосу зари, когда мы шли назад...
В Доброселье я подружилась с девчонками: Ольгой пестрой (так звали ее за веснушки) и другой Ольгой. Была пасхальная неделя и они "куролесили" - так называли они пение "Христос Воскресе!" и играли в мать и дочку на балконе большого дома, Ольга была мать, а я дочка и у другой Ольги тоже была дочка из маленьких девочек. «Матери» нас все больше укладывали спать на разостланных полушубках и рассказывали страшные истории, которые были не очень страшные -как леший превратился с белую лошадь и обходил вокруг людей в лесу и они теряли дорогу. Как домовой лошади гриву плел, значит он эту лошадь любит и гриву расплетать нельзя, а какую не любит, ту ночью загоняет и она утором вся в мыле и трясется. Как надо конский череп закопать под воротами или повесить на забор, чтобы скот не болел.
В Доброселье жил плотник-еврей. Он принес нам, приготовленные на свою пасху орехи вареные в меду - очень вкусные. Мама не особенно хотела, чтобы я их ела, т.к. в то время многие верили, что евреи на свою пасху всё кропят кровью русских мальчиков.
- Может они сами не знают - говорила мама - посыпят таким порошком, который дает им раввин, а он приготовлен из крови.
Я орехи все съела потихоньку.
После сенокоса к нам во двор пришла целая толпа крестьян. Бабы и девки в разноцветных сарафанах и шелковых платках, мужики в цвет¬ных рубахах - со скошенным снопом травы. Пели песни, водили хороводы. Пели про оленя, который прятался от холода в лесу под елкой и его спрашивали : "Тепло тебе, олень, тепло, аль холодно? - "Тепло и холодна, всяк случается!" - отвечал олень. Одна бабка изображала оленя, что меня очень смешило - почему олень не молодой парень, а бабка. Но она, видно, знала слова песни и повадки оленя. Папа угощал мужиков и парней водкой, которая была налита в ведрах и закуской целовался с ними, а мама баб и девок вином, конфетами и пряниками. В Бессоновке на Ивана-Купала девочки носили "Маринку" - деревце, украшенное лентами и бусами, а на нем куколка. Там тоже раздавали конфеты и пряники, но хороводов никогда не водили и я не видала, чтобы, как папа, пили с мужиками вино и целовались.
В Доброселье была оранжерея, правда, она уже почти развалилась но все же в ней были разные растения, которые не могли расти на открытом воздухе. За ними ухаживал старый, глухой, очень почтенный садовник Василий Варфоломеевич.
Всем хозяйством заведовал Матвей Андреевич Огурцов. У него была поговорка: "Да-с , все было, все будет, как при дедушке!" Была еще Мария Степановна, она варила очень вкусные смоквы и пастилу. Жила она в отдельном домике и иногда приглашала меня к себе - чай пить. Боюсь, что я слишком много пожирала у нее смокв.
Все эти старики были когда-то крепостными - дворовыми. Все они были какие-то очень вежливые, культурные, степенные и очень всеми уважаемыми. Только одно было нехорошо - они целовали руки или уж хоть не руки (например папе), а в плечико. Называли на "вы" и по имени отчеству даже меня - барышня Екатерина Николаевна!
Когда дом отремонтировали, он показался мне похожим на дворец. Из передней, стены которой были покрыты расписными обоями из полот¬на, винтовая деревянная - таинственная, как мне казалось - лесенка вела на мужской верх. Внизу шел длинный коридор, упиравшийся в столовую, отделанную панелями из дуба и немного мрачную. В кабинете потолок был расписан дубовыми ветками, а на стенах висели головы волков, вделанные в деревянные оправы, чучело орла, лосиные рога, а на полу ковер из волчьей шкуры, тоже с головой, со стеклян¬ными глазами, с открытой зубастой пастью и мягким, как настоящий, красным языком. По стенам стояли шкафы из темного дерева с книгами, кожаные глубокие кресла, такой же диван и большой письменный стол.
Зал был такой большой, что мне казалось - если лечь на пол у двери - другую сторону даже не видно. В зале был паркетный пол, стулья по стенам и рояль, а рядом маленькая комната с голубой шелкОВОЙ мебелью - каминной. Спальня была перегорожена деревянной перегородкой и выходило как бы две комнаты. Также и детская но, в детской был необычайно, красиво расписан потолок: на сероватом фоне корзины с цветами и бабочки. Тона были блеклые, очень нежные и рисунок необычайно тонок. Все это была работа крепостных художников также, как и мебель и паркет с красивым узором. В Доброселье не было ничего, нового из обстановки, только дом был чуть подновлен, починена кровля, балкон и т.д. Ас балкона открывался вид на запруженную реку Спопоть, на заливные луга и леса в сизой дымке, Круглый остров, так называемый ближний лес, курганы, поросшие ельником и далеко за хлебным полем Подлипье. С другой стороны была деревня Лосьево, бревенчатая четырехкомнатная школа, церковь с постройками для причта и учителей и роща, где было столько белок, что они спрыгивали на траву и, точно дразнясь, снова взлетали на дерево, выглядывая из за ствола блестящими глазками, насторожив ушки.
Сад тянулся вдоль реки до самого Лосьевскрго берега, где на отмели всегда купалась детвора. Над рекой были купальни. К ней вела березовая алея. Березы были огромные, старые. Во время бури некоторые падали, не выдержав своих лет и тяжести. Фруктовые деревья - яблони были только, возле оранжереи и малинника с огородом.
С другой стороны шел запущенный парк с лужайками, группами деревьев, с другим прудом. В одном месте деревья обступили полянку по пригорку, точно амфитеатром.
Все было такое необычное, особенно река, старый парк, поросшие кувшинками пруды – что дух захватывало.
Зимой в Харькове я в первый раз каталась на автомобиле. Я и видала-то их до этого мало, а тут тетя Маруся с дядей Костей купили автомобиль и приехали на нем к нам. Нас с Мусей посадили в кабину и мы ездили за город. Я очень гордилась тем, что, еду в автомобиле - немногим в те годы выпадала такая честь. Но, по правде сказать, езда на тройке мне гораздо больше нравилась. Или зимой по искристому снегу с папой на саночках. Лошадь мчится так, что дух захватывает, а в закрытой машине - мало чего почувствуешь. Эта прогулка кончились для меня плохо, вернее не в прогулке было дело. Я, видимо, уже раньше заболела, но так совпало, что домой я вернулась с температурой и со страшной болью в горле. Мама перепугалась. Лиду отправили к Озеровым, а ко мне тут же вызвали доктора. Он сказал, что у меня дифтерит. Переехала к нам Баба-Няня. Она и мама одни были со мной. На следующий день сделали мне укол - ясно, что я ревела и боялась. Брали несколько раз анализ из горла и, наконец, после дезинфекции объявили, что, я не заразная. Лида вернулась домой.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 #
|
