Автор статьи: Станислав Коржов
Первоисточник:
ж-л
Страницы: 1 2 3 4 #
Станислав Коржов
Свет мерцающей звезды
(Родословная Н.Ф.И.)
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймет их, удивленный свет
Благословит; и ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь: моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
С моим названьем станут повторять
Твое: на что им мертвых разлучать?
(М. Ю. Лермонтов "1831-го июня 11 дня")
I
Здесь пойдет речь о родословной той самой Н.Ф.И., загадку которой столь блистательно разгадал Ираклий Лаурсабович Андроников. Повествуя о коллизиях своей героини, он познакомил читателей с родословной Натальи Федоровны Ивановой по нисходящей линии. Восходящую автор ограничил сдержанным упоминанием о ее родителях. К сожалению, даже имя ее матери не было названо. Возможно, развернутый рассказ о предках Н.Ф.И. не входил в планы И. Л. Андроникова. Хотя, на наш взгляд, ее восходящая родословная представляет несомненный интерес.
Анна Петровна Керн вдохновила Пушкина на создание лишь одного стихотворения и тем обессмертила свое имя. Самозабвенная юношеская любовь Лермонтова к Наталье Федоровне Ивановой побудила его создать цикл стихотворений, и потому нас не может не интересовать все, что связано с именем этой женщины.
Но прежде, чем раскрыть основной сюжет, повествующий о родословной Натальи Федоровны Ивановой, необходимо сделать небольшой экскурс в родословную М. Ю. Лермонтова по материнской линии. Мать великого поэта Мария Михайловна, урожденная Арсеньева. Ее отец Михаил Васильевич был в XIV колене потомком Аслан-Мурзы Челибея, прибывшего из Золотой Орды с воинами и своим знаменем на службу к Дмитрию Ивановичу Донскому. Аслан-Мурза Челибей принял православную христианскую веру и получил имя Прокопия. При крещении Челибея, в 1389 году, его восприемником был сам Дмитрий Донской. Вскоре после крещения он выдал за Прокопия дочь своего сподвижника Житова - Марию.
Верой и правдой служил своей новой родине выходец из Золотой Орды Прокопий и его многочисленные потомки. Один из сыновей Прокопия - Арсений, по прозвищу Юсуп, явился родоначальником фамилий Юсуповых и Арсеньевых. Вся история Руси, как в зеркале, отражалась в шеломах и доспехах рода Арсеньевых. К этому славному древу и принадлежал через свою мать Михаил Юрьевич Лермонтов, являясь представителем рода в XVI колене.
Чтобы достичь цели, во имя которой ведется рассказ, необходимо проследить родословные связи нескольких фамилий, вступавших в разное время на протяжении столетия в родственные отношения. Интересное и трудное - всегда рядом. Покажется мудреной вязь генеалогических переплетений. Непросто будет удержать в памяти вековые родословные наслоения. Автор постарается в вопросах родословных связей быть предельно лаконичным, но следует набраться терпения и, со вниманием, следить как раскладывается генеалогический пасьянс.
В конце XVII века жил в Москве и преданно служил царю Алексею Михайловичу стольник Михаил Афанасьевич Арсеньев. Его дочь Дарья была комнатной барышней у царевны Натальи Алексеевны. Близость ко двору определила дальнейшую судьбу Дарьи Михайловны. Несколько позднее, уже у царя Петра Алексеевича появился денщик Алексашка. Проявив редкую энергию, трудоспособность и незаурядный ум, он обрел доверие и дружбу царя. Это обстоятельство тщеславный Алексашка, он же Александр Меншиков, не преминул использовать как ступеньку для достижения новых высот. В ход шло все - и личные достоинства, и слабости царственного друга. Нередко, под покровом ночи, двое мужчин, кутаясь в плащи и стараясь быть неузнанными, навещали Немецкую слободу. Петра Алексеевича неудержимо влекла туда страсть к дочери виноторговца Анне Монс. Являясь доверенным в амурных делах патрона, Меншиков обеспечивал безопасность и бесконфликтность встреч Петра с Анной Монс в Немецкой слободе. Вместе с тем, сам Алексашка всеми помыслами оставался в тереме царевны Натальи Алексеевны, где среди барышень, окружавших царевну, была его сердечная привязанность - Дарья Михайловна Арсеньева.
Существует устойчивое, расхожее мнение о порочности морально-нравственных принципов Меншикова. Основываясь на опубликованных и архивных письмах, между Меншиковым и Дарьей Михайловной, справедливости ради, следует отметить искреннюю теплоту и взаимную привязанность в их отношениях с юношеских лет и до конца жизни. Исходя из этого, следовало бы под другим углом взглянуть на ставшую хрестоматийной цепь его безнравственных похождений. К сожалению, раскрытие этой чрезвычайно интересной морально-этической темы уведет за рамки нашего рассказа. И потому, приблизимся к ней лишь в объеме, необходимом для дальнейшего развития сюжета.
II
В августе 1702 года фельдмаршал Борис Петрович Шереметев штурмом взял Мариенбург. В числе пленных жителей города оказалась семья пастора Глюка и его воспитанница Марта. Пастору Глюку суждено было вписать страницу в историю культуры и просвещения в России. В Москве на Покровке он основал школу, ставшую важным образовательным учреждением Петровской эпохи. В области поэзии заслуга пастора Глюка в сочинении первых русских тонических стихов. Для Тредиаковского они послужили основой при реформировании теории русского стиха. Воспитанница Глюка Марта тоже вписала страницу в историю России - "мариенбургская пленница" стала русской императрицей Екатериной I.
К тому времени, когда Марта после пленения попала к фельдмаршалу Шереметеву, Меншиков почувствовал угрозу своему благополучию со стороны Анны Монс. Степень ее влияния на царя стала преобладать над его влиянием. Искушенный царедворец, он готов был потерять все, но только не место рядом с царем. Чтобы упрочить свое пошатнувшееся положение, следовало охладить пыл Петра Алексеевича к Анне Монс. Хорошо узнав за прошедшие годы своего патрона, Меншиков понял, что в сложившейся ситуации клин - вышибить можно только клином. Следовало найти достойную замену Анне Монс. Царедворцу повезло, именно в это время Александр Данилович увидел у фельдмаршала Шереметева молодую и красивую, веселую и статную Марту. Такая, не могла не понравиться государю, и Меншиков пошел "ва-банк". Договорившись с Шереметевым, "амурных дел мастер" отправил Марту в дом своей сестры Анисьи, где жила и Дарья Михайловна Арсеньева. Спустя некоторое время Катерина Трубачева, как теперь стали ее называть, в обществе все той же Дарьи Михайловны появилась при дворе сестры Петра - царевны Натальи Алексеевны.
Прошло не так много времени, и царь Петр Алексеевич капитулировал перед "мариенбургской пленницей". Она прочно и навсегда овладела его сердцем. До конца дней, на всех ступенях своего возвышения Екатерина Алексеевна относилась к Дарье Михайловне дружески и с чувством глубокой приязни, взаимностью платила ей и Дарья Михайловна. Навсегда сохранила Екатерина I уважение и признательность за свое возвышение и к Меншикову. Даже беглый пересказ обстоятельств знакомства Меншикова и Екатерины позволяет усомниться в незыблемости хрестоматийной версии, согласно которой "мариенбургская пленница", прежде чем попасть к царю, ублажала неотразимыми прелестями, якобы, похотливого Александра Меншикова.
"Мы можем, наконец, бить шведов!", - воскликнул царь Петр, узнав об Эрестферской победе. Победитель, столь грозного противника, Б. П. Шереметев был награжден орденом Андрея Первозванного и первым из русских военачальников пожалован чином фельдмаршала. Было это в 1702 году, незадолго до пятидесятилетия полководца. Тому минуло десять лет бесконечных походов и битв во славу русского оружия. В 1712 году утомленный ратной жизнью, шестидесятилетний фельдмаршал Шереметев решил отгородиться от мирской суеты стенами Киево-Печерской лавры. Но царь Петр распорядился его судьбой по-своему, повелев продолжать службу и ... жениться. Более того, лично подыскал ему невесту - 26-летнюю вдову брата своей матери Льва Кирилловича Нарышкина - красавицу Анну Петровну. Эта женитьба сделала фельдмаршала свойственником царя по женской линии. А по мужской - Б. П. Шереметев и царь Петр Алексеевич были девятиюродными братьями, так как вели свое родство от Андрея Кобылы и являлись представителями его рода в XI колене.
В остывшем очаге вдовца вновь вспыхнул огонек семейных радостей и печалей. Как и положено - после свадьбы пошли дети. 17 января 1714 года у четы Шереметевых вторым ребенком родилась дочь Наталья. Казалось бы, что может омрачить ее будущее? Его незыблемость гарантирована богатством родителей и родственными связями с царской фамилией.
Шли годы... В кругу интересующих нас людей заключались браки, рождались дети. Воспитанница пастора Глюка Марта, став женой русского императора, а затем императрицей не оставила без монаршего внимания детей человека, давшего ей в трудные годы приют и воспитание. Дочь пастора Глюка - Маргариту императрица выдала замуж за Иродиона Михайловича Кошелева, генерала, кавалера ордена Александра Невского. Этот брак был счастливым и многодетным. Первенца - дочь Марию императрица, сразу по рождении, пожаловала фрейлинским шифром.
Заключались другие браки, рождались другие дети. Во имя их будущего родители праведными, а чаще неправедными путями наживали богатство и неутомимо рвались к вершинам власти. Рвались, рискуя всем - богатством, здоровьем, жизнью, детьми... Ближе всех к вершине богатства и могущества был Александр Данилович Меншиков. В начале 1725 года умер Петр I. Едва император испустил последнее дыхание, как между старой знатью и "беспородными людьми" вспыхнуло яростное противоборство за преемника на императорский престол. События развивались стремительно... Но вдруг оглушительно зазвучала барабанная дробь, у дворца, по воле Меншикова, выстроились гвардейские полки. Это отрезвляюще подействовало на разгоряченные головы князей Долгоруких и Голицыных... На престол села "мариенбургская пленница". Подчинившись силе и обстоятельствам родовая знать - смирилась, не теряя между тем надежды, что их звездный час не за горами. И он пришел... Спустя два года Екатерина I умерла и родовая знать, стремившаяся посадить на престол внука Петра I - Петра Алексеевича добилась своего. Впрочем, теперь Меншиков этому и не препятствовал. Его неудержимо влекло наверх. И он, по выражению А.С. Пушкина "полудержавный властелин", вдруг увидел, что находится в двух шагах от вожделенной мечты - стать в полный рост на вершине земной власти и богатства. Светлейший князь рассчитал эти шаги - сначала нужно стать тестем малолетнего императора, а затем правителем России при нем. От грандиозности планов захватывало дух, но Меншиков верил в их осуществление. Ветер дул в его паруса и ничто не предвещало осложнений в реализации честолюбивых замыслов. Оставалось сделать одно последнее усилие... но даже металл не выдерживает постоянного напряжения: "полудержавный властелин" надломился и на пять недель слег в постель.
Этого было достаточно, чтобы малолетний император оказался под влиянием князей Долгоруких. На горизонте, где еще недавно лучезарно сияла близкая, но непокоренная, и оттого, еще более вожделенная, вершина власти, появились грозовые тучи. День ото дня влияние Долгоруких на Петра II усиливалось. Вырвавшись из-под жесткой опеки Меншикова, малолетний император предавался развлечениям с князем Иваном Долгоруким. Некогда сильная и решительная личность, Меншиков мог бы, не прилагая особых усилий, расстроить этот альянс. Но, расслабившись во время болезни, он не мог собраться с силами для новой борьбы. Вопреки здравому смыслу, им безраздельно владело чувство обреченности. Сооружение, возводимое светлейшим более четверти века, словно на стержне, держалось на его волевых устремлениях. Лишившись этой опоры оно могло рассыпаться в прах в любой день. Этим днем стало 9 сентября 1727 года. Меншиков - уже не будущий тесть императора, не генералиссимус, не член Верховного тайного совета, не светлейший, и даже не князь... Он повержен, и навсегда…
III
Но впору воскликнуть: "Временщик повержен - да здравствует, временщик!" Наступил час торжества ниспровергателей Меншикова князей Долгоруких. Временщиком императора Петра II стал князь Иван Алексеевич Долгорукий. Его отец Алексей Григорьевич исполнял роль жнеца лавров, случайно доставшихся сыну. Кроме того, он был вдохновителем и организатором проведения акций, обеспечивающих реальной политической властью и пополнявших бездонные княжеские карманы. Неодолимо стремясь к максимуму власти и богатства, новые временщики вознамерились, как и Меншиков, породниться с императорским домом. Не мудрствуя лукаво, они решили использовать сценарий, разработанный, но не реализованный "полудержавным властелином". Идя по торной дорожке, Долгорукие весьма преуспели в осуществлении планов своего предшественника. Между императором Петром II и княжной Екатериной Алексеевной Долгорукой состоялась помолвка, и был назначен день бракосочетания. Князь Иван, считая, что блестящую будущность сестре он обеспечил, решил подумать и о создании своего семейного очага. Избранницей, ответившей взаимностью на чувства молодого князя, стала дочь покойного фельдмаршала, графа Бориса Петровича Шереметева - Наталья. В рождественский сочельник - 24 декабря 1729 года состоялся сговор. Позднее по этому поводу Наталья Борисовна так писала в "Своеручных Записках...:"Редко кому случалось видеть такое знатное собрание. Вся императорская фамилия была на нашем сговоре, все чужестранные министры, наши все знатные господа, весь генералитет...". Восхищаясь и завидуя невесте, присутствовавшие на церемонии сватовства, не верили в искренность ее чувств. Нескрываемую радость невесты считали вполне объяснимой реакцией на выпавшую ей блестящую партию. Любая другая и более знатная фамилия готова была породниться с "первой персоной" в государстве, любимцем императора Петра II.
Без особых усилий шли Долгорукие к непокоренной Меншиковым вершине власти и богатства. До свадьбы императора Петра II и княжны Екатерины Алексеевны оставались считанные дни и уже, казалось, ничто не помешает Долгоруким достичь вожделенной цели... Но, в полушаге от нее, их остановила смерть жениха - умершего в день объявленной свадьбы.
По восшествии на престол Анны Иоановны Долгорукие были повержены. Князь Иван Алексеевич из "первой персоны" превратился в опального вельможу. Такая метаморфоза жениха сокрушала чаяния родственников невесты. Зная, что найдутся другие, пусть и не такие знатные женихи, они стали настойчиво уговаривать Наталью Борисовну отказать Ивану Долгорукому. "Это предложение так мне тяжело было... - писала в "Записках" Наталья Борисовна. - Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честная ли это совесть, когда он был велик, так я с радостью за нево шла, а когда он стал несчастлив, отказать ему. Я такому бессовестному совету согласитца не могла, а так положила свое намерение, когда сердце одному отдав, жить или умереть вместе... я в любви верна: во всех злополучиях, я была своему мужу товарищ..."
За три дня, до Указа о ссылке Алексея Григорьевича Долгорукого с женою и со всеми детьми, в их подмосковном сельце Горенки состоялась свадьба их сына Ивана с графиней Натальей Борисовной Шереметевой. Велением сердца, а не расчетом хладного ума руководствовалась шестнадцатилетняя графиня, определяя свою дальнейшую судьбу. "Вся дни живота своего, - писала она, - проводила в бедах и все опробовала: гонение, странствие, нищету, разлучение с милым, все, что кто может вздумать". На долю этой самоотверженной русской женщины выпало сорок три года страданий, самопожертвования, горечи и тоски. Десять из них она добровольно, из любви к мужу, несла тяжкий крест изгнания в Березове, где солнце - редкий гость. После жестокой казни мужа, вернувшись к родным и близким, Наталья Борисовна в 26 лет отказалась от личной жизни и посвятила себя воспитанию детей.
Восемнадцать лет спустя, она окончательно порвала со светской жизнью, и в Киеве во Фроловской обители приняла схиму под именем Нектарии. На излете своей многострадальной жизни, в тиши монашеской кельи Наталья Борисовна решила доверить чувства и мысли о прошлом безучастным листкам бумаги. Страницу за страницей покрывала она неуверенным почерком слабеющей руки - так рождались "Своеручные записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой".
Задумавшись о пережитом, схимонахиня Нектария остановила взгляд на мерцающих огоньках оплывающих свечей... Она вспомнила себя молодую и прекрасную в ослепительном свете, отраженном от бриллиантов великосветских дам и золотого шитья генералитета, присутствовавших на сговоре... А два месяца спустя, спрятав распухшее от слез лицо под свадебной фатой, она с тоской смотрела при тусклом свете сальных свечей на убогое убранство церквушки в подмосковной деревне Горенки. Накануне она вопреки "здравомыслящим" советам сердобольных родственников распорядилась своей судьбой по велению "глупого" сердца и стала женой попавшего в опалу любимого человека.
Оторвав взгляд от трепещущего, словно мотылек, пламени свечи, Нектария наклонилась над очередным листком и продолжала писать: "Я теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего я за него пошла".
Сколько благородного мужества души находишь на страницах в "Записках..." Отвергнув суетное величие человека и став на путь самопожертвования, эта русская женщина достигла высочайших вершин нравственной чистоты и душевной красоты. Свой тернистый путь княгиня Наталья Борисовна Долгорукая закончила на шестидесятом году жизни. Погребена она у наружных дверей собора Киево-Печерской лавры под именем схимонахини Нектарии.
Легенды о подвижнической жизни княгини Долгорукой рождались и передавались из уст в уста еще при ее жизни, а после смерти "Записки" княгини ходили в списках, многократно переписывались и зачитывались до дыр. Являя собой - величайший образец добродетельного подвига, достойного подражания, "Записки" многократно издавались и переиздавались. В 1803 году в журнале "Вестник Европы" безымянный автор рассказал о жизни княгини Натальи Борисовны. Он предложил включить ее имя в задуманную издателем галерею великих россиянок.
IV
Внук Натальи Борисовны Иван, названный так в честь деда, в конце XVIII - начале XIX веков был довольно популярным поэтом и драматургом. Являясь корреспондентом журнала "Друг Юношества", Иван Михайлович Долгорукий в 1810 году опубликовал на его страницах "Записки" Натальи Борисовны. Они вызвали огромный интерес. Учитывая популярность "Записок", писатель Сергей Николаевич Глинка, брат декабриста Федора Глинки, написал и в 1815 году опубликовал в издаваемом им журнале "Русский Вестник" историческую повесть, названную даже для того времени непривычно длинно: "Образец любви и верности супружеской, или бедствия и добродетели Натальи Борисовны Долгорукой, дочери фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, супруги князя Ивана Алексеевича Долгорукого."
Долгое время эта повесть была в центре внимания просвещенного общества. И это не удивительно. Героиня повести воспринималась читателями как героико-романтический образец. Ее жизнь-подвиг оказывала огромное воздействие на национально-этическое сознание русских читательниц. Повесть С.Н. Глинки и сейчас читается с интересом, несмотря на назидательность тона и непривычную стилистическую витиеватость.
Учитывая неослабевающий интерес к сильной духом и беззаветно преданной чувству долга русской женщине, московский журнал "Плутарх прекрасного пола" в 1819 году в более полном виде, чем "Друг Юношества", опубликовал "Записки" княгини Долгорукой.
Спустя годы Кондратий Федорович Рылеев, словно предчувствуя, что преемницами нравственного подвига, почти столетие волнующего общество, станут жены его друзей, пишет и в 1823 году в "Новостях Литературы" публикует думу "Наталья Долгорукова". В 1825 году "Думы" Рылеева, куда он включил и "Наталью Долгорукову", выходят отдельным изданием.
Отгремела гроза декабря 1825 года... "повешенные повешены, но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна", - писал в августе 1826 года А.С. Пушкин. Но, не устрашась ужасов каторги, следом за мужьями в добровольное изгнание отправились жены, чтобы разделить вместе с ними тяготы их каторжной жизни. Декабристки пошли дальше Натальи Долгорукой - их подвиг, оставаясь столь же возвышенным, как и подвиг их предшественницы, вместе с тем из героико-романтического превратился в общественно-политический.
В это же самое время, поэт пушкинского круга, Иван Иванович Козлов, работает над поэмой "Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая". Не имея возможности, воспеть подвиг жен декабристов, по вполне понятным причинам, он, предстательницей их подвига, выбрал Наталью Долгорукою. В альманахе "Северные цветы" на 1827 год он опубликовал отрывок из этой поэмы, обещая читателям напечатать вскоре ее полный текст. В 1828 году поэма вышла в свет отдельным изданием и Козлов отправил ее в Сибирь тем, кого он имел ввиду работая над поэтическим образом Натальи Долгорукой.
А подвиг декабристок будет воспет другим русским поэтом - Николаем Алексеевичем Некрасовым спустя полстолетия, в его "Русских женщинах". Но и тогда, работая над поэмой "Княгиня Волконская", поэт, сближая ее образ с образом ее предшественницы, писал, что "... свет Долгорукой еще не забыл".
V
На обрывистом берегу затерявшейся на бескрайних сибирских просторах Сосьвы нашел свой последний приют "полудержавный властелин" России Александр Данилович Меншиков. После смерти отца Александра и Александр Меншиковы остались сиротами - мать умерла еще по пути в Сибирь. Князь Шаховской, родственник Дарьи Михайловны, исходатайствовал у императрицы Анны Иоановны позволение вернуться детям Меншикова в Европейскую Россию. Императрица соблаговолила возвратить детям поверженного временщика большую часть его имущества и обеспечила их общественное положение. Позднее Александр Александрович Меншиков женился на княжне Елисавете Петровне Голицыной - Бог дал им четырех детей. Их сын Сергей женился на княжне Екатерине Николаевне - тоже из рода Голицыных. Как и у родителей, у него было два сына и две дочери. Старший из этих детей Александр стал впоследствии государственным и военным деятелем первой половины XIX века. В царствование Александра I он - генерал-квартирмейстер Главного штаба, вместе с М.С. Воронцовым и Н.Н. Новосильцевым составили проект освобождения помещичьих крестьян, после чего, по воле Аракчеева, оказался на рядовых ролях в дипломатическом ведомстве. По воцарении Николая I светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков попытался на военном поприще стяжать славу прадеда адмирала и генералиссимуса Александра Даниловича. Но многолетняя деятельность Александра Сергеевича в роли начальника Главного морского штаба оставила печально-памятный след в истории русского военно-морского флота. А во время Крымской войны он, являясь главнокомандующим сухопутными и морскими силами, проявил себя как бездарный полководец. И лишь когда главнокомандующему практически не осталось чем командовать, он был отстранен от всех занимаемых должностей. Свою служебную деятельность правнук генералиссимуса закончил генерал-губернатором Кронштадта.
У Александра Сергеевича, женатого на Анне Александровне Протасовой, был сын Владимир, на котором пресеклась мужская ветвь Меншиковых, и дочь Александра, в замужестве Вадковская.
Через год после смерти Меншикова в Березовский острог поступил его ниспровергатель князь Алексей Григорьевич Долгорукий с семьей. Сам Алексей Григорьевич и его жена Прасковья Юрьевна умерли и схоронены в Березове. Осенью 1739 года их старшего сына Ивана Алексеевича, мужа Натальи Борисовны, увезли из Березова в Новгород и там казнили. Одного из младших сыновей, Алексея, отправили матросом на Камчатку. Лишь по восшествии на престол Елизаветы Петровны повелено было всех Долгоруких "где кто окажется" немедленно освободить и возвратить.
Спустя годы у брата невесты Петра II - бывшего камчатского матроса, князя Алексея Алексеевича Долгорукого от брака с Анастасией Паромоновной, урожденной Плещеевой в 1747 году родилась дочь Екатерина.
Бывшие "птенцы гнезда Петрова" Меншиков, Долгорукие, Голицыны, ослепленные суетным стремлением захватить больше другого власти и богатства, долгие годы находились в жестком противоборстве, вплоть до физического устранения друг друга. Но инстинкт сохранения и продолжения собственного рода оказался сильнее многолетней вражды: гонимые и гонители не только помирились, но и породнились. Княжна Екатерина Алексеевна Долгорукая, внучка главного гонителя Меншикова Алексея Григорьевича и племянница мужа Натальи Борисовны - шла замуж за внука А.Д. Меншикова, князя Петра Александровича. Их дочь, княжна Екатерина Петровна стала супругой Ивана Родионовича Кошелева, внука дочери пастора Глюка Маргариты Ивановны.
VI
Но счастье четы Кошелевых было непродолжительным. В 1797 году, 28 лет от роду, умирает Екатерина Петровна, оставив на руках мужа четырех малолетних детей. Старшей Екатерине было восемь лет. Иван Родионович жил один в течение семи лет и воспитывал детей. И только в 1804 году он женился вторично. От этого брака 9 мая 1806 года родился сын Александр. Впоследствии Александр Иванович Кошелев станет известным общественным деятелем и публицистом. С двадцатилетнего возраста он близок к литературным кругам Москвы и Петербурга. Довольно коротко Александр Иванович знаком с А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, В.Ф. Одоевским. В 40-е годы его имя тесно связано со славянофилами: он - издатель и редактор их журнала "Русская Беседа". Позднее Александр Иванович активно участвовал в подготовке крестьянской реформы 1861 года.
Старшая сестра Александра Ивановича Кошелева Екатерина вышла замуж за поэта и драматурга предпушкинского времени Федора Федоровича Иванова. Спектакли по его пьесам имели в свое время большой успех. Ф.Ф. Иванов в литературных кругах был известен не только как поэт, но и как теоретик литературы. Много времени он отдавал изучению, разбору и замечаниям к труду М.В. Ломоносова "Краткое руководство к красноречию". Занимался Федор Федорович и издательской деятельностью, вместе с А.Ф. Мерзляковым они выпускали журнал "Амфион". В доме поэта и драматурга, занимательного собеседника и гостеприимного хозяина часто собирался цвет тогдашнего литературного мира Москвы, молодые литераторы, любители литературы. Завсегдатаем дома был задушевный друг Федора Федоровича А.Ф. Мерзляков. Постоянными гостями - сатирик и памфлетист А.Ф. Воейков, литератор и родственник хозяина дома, внук Натальи Борисовны Долгорукой - Иван Михайлович, драматург Ф.Ф. Кокошкин, писатель и переводчик Мольера, дальний родственник А.С. Пушкина и ближайший друг дяди поэта Василия Львовича Алексей Михайлович Пушкин, сам Василий Львович и, наконец, П.А. Вяземский и К.Н. Батюшков.
По отзывам литературоведов, творчество Ф.Ф. Иванова "сыграло бесспорную роль в становлении гражданского направления русской литературы в преддекабристский период". Как бы в подтверждение этой характеристики сохранилась книга Ф.Ф. Иванова "Марфа Посадница", на титульном листе которой рукой владельца написано: "Из книг К. Рылеева".
У Ф.Ф. Иванова и его жены Екатерины Ивановны, урожденной Кошелевой, в 1813 году родилась дочь Наталья. Интересно отметить, что представители старшей ветви Долгоруких, ведущей свой род от Алексея Алексеевича, в каждом следующем поколении девочку-первенца называли Екатериной, в честь Екатерины Алексеевны, невесты императора Петра II. Эта традиция поддерживалась сто лет. И вот Федор Федорович и Екатерина Ивановна нарушили ее, не назвав своего первенца традиционным именем. Они дали дочери имя Наталья! Почему? Отвечая на этот вопрос, автор не может сослаться ни на эпистолярные, ни на мемуарные свидетельства; выдвинутая версия, это плод романтических предположений. Нет сомнения, что Федор Федорович как поэт и драматург тяготел к героическим женским образам, нашедшим свое воплощение в его "Марфе Посаднице". Мог ли он быть равнодушным к популярности, достигшей к тому времени апогея, свояченицы Натальи Борисовны Долгорукой? Хочется верить, что, преклоняясь перед подвигом этой русской женщины, Федор Федорович и Екатерина Ивановна в ее честь назвали своего первенца Натальей, нарушив просуществовавшую столетие традицию.
Итак, наш генеалогический пасьянс после мудреных вековых родословных переплетений сошелся на интересующем нас человеке - Наталье Федоровне Ивановой, имя которой зашифровал Лермонтов инициалами Н.Ф.И., которые лишь сто лет спустя, разгадал Ираклий Луарсабович Андроников.
VII
Теперь мы знаем имя девушки, самозабвенная любовь к которой воодушевила Лермонтова создать цикл лирических стихотворений. Все эти годы происходит постоянное накопление фактов ее биографии. Достигнув определенной степени насыщения, фактологический аспект позволит специалистам по-новому осмыслить, казалось бы, известные мотивы в творчестве Лермонтова. Новое прочтение может коснуться не только любовной, но и гражданской лирики поэта.
Мы знаем, что к своим предкам по мужской линии Лермонтов относился с большим интересом. Возникает естественный вопрос: известно ли было поэту родословное древо Арсеньевых, его разветвления, генеалогические связи с другими фамилиями и сопричастность рода к событиям русской истории. Дать глубоко аргументированный ответ на этот далеко не праздный вопрос - прерогатива лермонтоведения. А в рамках этого рассказа, не нарушая его стилистической тональности и сюжетных рамок, приведем лишь один пример, свидетельствующий о знакомстве Лермонтова с родословной Арсеньевых.
Напомним, что упоминавшаяся ранее Александра Александровна Меншикова, современница и почти ровесница Лермонтова, праправнучка "полудержавного властелина" и, что нас интересует в большей степени, его жены Дарьи Михайловны, урожденной Арсеньевой, а Наталья Федоровна Иванова - их прапраправнучка . Дед Александры Александровны и прадед Натальи Федоровны - родные братья и внуки светлейшего князя и его жены. В полной родословной росписи Арсеньевых Александра Меншикова является представительницей рода в XV колене, а Наталья Иванова - в XVI. Вспомним, что и Лермонтов соотнесен к XVI колену родословной Арсеньевых. Невольно возникает еще один вопрос: знал ли Лермонтов о связующих его и Наталью Федоровну узах родства?
Возможен встречный скептический вопрос: Нужно ли знать о таком отдаленном родстве? Да и какой прок от уз, уходящих в глубину прошлого? Для нашего рагматического века такой скептицизм вполне объясним. Нередко мы не считаем братскими узами даже двоюродное родство, если оно не подкреплено взаимовыгодными соображениями... Не здесь ли истоки нравственной ущербности? Слова о гордости за великие деяния предков едва ли не стали пустым звуком. Да и понятие "предок" мы исчисляем двумя, максимум тремя поколениями по восходящей линии.
В стремлении к достатку, при наличии нравственной недостаточности мы забыли о духовном величии человека, подменив его довольством и сытостью, с гипнотическим названием - благосостояние человека, поставив это во главу угла. Не боготворим ли мы тем самым монету, поднося ее так близко к лицу, что она закрывает собой солнце. А ведь гармонически развитой личности, о которой, кстати, мы теперь уже не говорим даже в декларативных документах, нужно видеть не только солнце, но и окружающий мир, нужно соотносить путь в будущее с прошлым, вглядываясь в глубины веков, и чем глубже, тем надежнее дальнейший путь. Но возможно ли это, если монета все застила, ублажая лишь наши сиюминутные прихоти? Не уподобляемся ли мы дереву, которое подкармливается удобрениями, стимулирующими бурный рост кроны и омертвляющими корни, если они уходят в землю глубже, чем на два - три вершка. Сможет ли такое дерево противостоять натиску бури?!
А ведь мы - нация многовековых патриотических традиций, самоотверженности, массового героизма... Когда мы свернули на несвойственный нам прагматический путь? Не тогда ли, когда отказались от наследства прошлого и отряхнули прах старого мира? Не стал ли после того наш багаж, с которым мы устремлялись в светлое будущее, слишком легковесным, позволяя нам часто менять курс, а не идти прямо к цели твердой, уверенной поступью?
Сколько веков иноземцы пытались разгадать, где истоки силы духа России... Конечно, эти истоки не только в многовековых, связующих узах родства - но и в них тоже! Какая другая нация обладала такой глубинной памятью, родство нисходит в недра веков, уже его степень исчислить немыслимо, так как едва ли не треть России смешала кровь свою, а люди знали истоки родной крови, помнили корни свои!
Но вернемся к осведомленности Лермонтова о генеалогических связях Арсеньевых с другими фамилиями. Однажды Лермонтов получил с нарочным записку от Александры Александровны Меншиковой, которая к тому времени уже была замужем за гвардейским офицером Иваном Яковлевичем Вадковским. Александра Александровна приглашала поэта на бал в дом к своему отцу, светлейшему князю Александру Сергеевичу Меншикову. Будучи Управляющим морским министерством, он занимал дом морского министра на Галерной улице.
Поскольку посыльный должен был вернуться с ответом, Лермонтов тут же, на листке бумаги с дворянской короной и его инициалами, набросал короткую комплиментарную записку: "Благодарю вас за адрес дома, который вечно будет дорог мне, и прошу мою любезную кузину не забыть меня и оставить за мной мазурку. Ваш преданный Лермонтов".
Эта записка свидетельствует, что Михаил Юрьевич знал о родстве Арсеньевых и Меншиковых. Слова "любезная кузина" как бы определяют степень родства между ними. Назвать "кузиной" можно было не только двоюродную сестру, но и даму с очень отдаленным родством. Зная о родственных связях с Александрой Александровной, Лермонтов не мог не знать о тех же узах, связующих его с Натальей Федоровной. Родство между дамами не могло быть им неизвестно, так как, по понятиям того времени, было довольно близким. Мать Натальи Федоровны и Александра Александровна были троюродными сестрами, поэтому вполне допустима осведомленность Лермонтова о том, что любимая им девушка - его кузина. Впрочем, в то время это придавало особый "шарм" увлечению. Как поэта, Михаила Юрьевича не могло не волновать то обстоятельство, что в Наталье Федоровне, словно семь цветов радуги, смешалась кровь семи фамилий, оставивших заметный след в политической и культурной жизни России: Арсеньевы, Меншиковы, Долгорукие, Голицыны, Глюк, Кошелевы, Ивановы. Это обстоятельство должно было создавать в глазах Лермонтова, видящего мир через поэтическую призму, особый ореол вокруг любимой девушки, ореол, навеянный преданиями из отечественной истории.
VIII
Было это так, или не совсем так - покажут время, новые находки и новое осмысление творчества Лермонтова. А пока, читая андрониковскую поэму о неразделенной любви великого поэта, мы испытываем волнение, сравнимое разве с волнением, возникающим при мечтательном созерцании далеких мерцающих звезд. Как бы ни менялся мир, а человек и сегодня, и многие тысячелетия назад испытывал одни и те же чувства, вглядываясь в звезды.
Придут новые поколения. Непредсказуемо изменится мир, но тех, завтрашних, все так же, как и нас, будут волновать и свет мерцающих звезд, и откипевшие праведные и неправедные страсти ушедших поколений, и вечная, как мир, взаимная или безответная любовь простого смертного или великого поэта.
Особое место в нашей памяти займет самозабвенная неразделенная любовь Лермонтова к женщине, имя которой было сокрыто вековой патиной, но, благодаря всепобеждающей любви к бессмертному творчеству поэта, восстановлено Ираклием Андрониковым, блистательно разгадавшим загадку Н.Ф.И.
ж-л "Диалог", № 29-30, 1990 г.
Другие статьи автора можно прочитать по ссылке:
Страницы: 1 2 3 4 #
|
