|
|
|
|
Автор статьи: Станислав Коржов
Первоисточник:
ж-л
Страницы: 1 2 3 #
Эту большую, но беспомощную толпу, повели через промерзший, темный заснеженный город. Шли бесконечно долго. Мама решила, что нас ведут на расстрел, но держалась мужественно. Обессилевших и полу замерзших, нас привели, наконец, в какую-то школу и оставили там до утра. А утром увезли за сто тридцать километров от Актюбинска, в степной поселок. Там мы и жили. Как жили, об этом лучше не вспоминать. Маме в это время было уже шестьдесят, и, естественно, что выпавшие на нашу долю тяготы легли на ее плечи более тяжким грузом. Но свой крест мама несла с достоинством и никогда не роптала на судьбу.
* * * “Я сумела бы даже от лучшего друга скрыть тайну дочери, если можно было бы заподозрить, что я добиваюсь положения или богатства. Но она хочет лишь разделить оковы, утереть его слезы...”. Это строки из письма Мари-Сесиль Ледантю к родителям декабриста Василия Петровича Ивашева. Узнав, что ее дочь Камилла любит “государственного преступника” и готова ехать к нему в Сибирь, готова разделить его участь, чтобы оказать любимому посильную поддержку, мать решилась написать это письмо. К тому времени уже многие жены декабристов уехали к своим мужьям. Уехала и соотечественница Камиллы, француженка Полина Гебль, мотивируя в прошении к императору тем, что она — мать ребенка Анненкова Ивана Александровича. Каждая из уехавших женщин могла претендовать на воссоединение, у Камиллы была одна уважительная причина — ее любовь. Около двух лет ушло на получение “монаршего соизволения” для соединения любящих сердец. 16 сентября 1831 года в Петровском заводе состоялось венчание Камиллы Ледантю и Василия Петровича Ивашева. Судьба отпустила им пять лет каторжной жизни и три — относительно вольной на поселении. Но на судьбу они не роптали. Они были счастливы, как можно быть счастливым в их положении. В декабре 1839 года умерла Камилла Петровна, через год — Василий Петрович. После их смерти осталось трое малолетних сирот: Мария, Вера и Петр. Сын декабриста Петр Васильевич Ивашев и его жена Екатерина Петровна, урожденная Стрельнинская, имели тоже троих детей: сына Василия (впоследствии железнодорожник, инженер-строитель), дочь Екатерину (в замужестве Александрова, умершая в конце 80-х в Ленинграде на 112 году), и дочь Веру. Внучка декабриста Вера Петровна Ивашева стала педагогом-словесником. Более двадцати лет преподавала она в дореволюционных рабочих школах и тридцать с лишним лет учила советских детей. Педагогическую деятельность закончила в преклонном возрасте. Еще в конце XIX века Вера Петровна вышла замуж за Константина Петровича Фандерфлита, так что Елена Константиновна — ее дочь. Теперь потомки декабристов находились в ссылке. Но не как их предки – за политические убеждения, а за свое дворянское происхождение. Любое дело можно довести до абсурда.
* * * Жилось им трудно, но они никому не жаловались. Тем не менее, об их мытарствах узнал Александр Петрович Карпинский, геолог с мировым именем, президент Академии наук СССР. Благодаря его участию Вера Петровна и ее близкие перебрались из степного поселка в город Оренбург. Бытовые условия жизни улучшились, но усугубилось материальное положение. Елену Константиновну и жену ее брата Дмитрия Александру Ивановну нигде не принимали на работу. Тогда Александра Ивановна написала дальнему родственнику Фандерфлитов писателю Алексею Николаевичу Толстому. По тем временам нужно было иметь гражданское мужество, чтобы ходатайствовать за ссыльнопоселенцев. Пренебрегая опасностью, Алексей Николаевич добился трудоустройства Елены Константиновны и ее невестки.
* * * Позднее Елене Константиновне удалось реализовать свою мечту — она стала геологом. С 1940 года работала младшим техником-геологом в тресте Южуралуглеразведка. В конце 1945 года с мужем Пини Олегом Алексеевичем и дочерью Наташей вернулись в Ленинград. Здесь Елена Константиновна устроилась в трест Ленуглегеология, где и проработала до выхода на пенсию. Первые годы, так же как и на Южном Урале, пришлось заниматься угольной геологией, но впоследствии работала старшим инженером-палеонтологом, руководителем группы палинологических исследований, изучавшей стратиграфию осадочных пород различного геологического возраста. В этой области и в области изучения бурых углей Елена Константиновна опубликовала 10 научных работ. Она имеет семь правительственных наград, а за коллективную монографию о залежах бурых углей в Подмосковной котловине — знак “Шахтерская слава” 3-ей степени. Елена Константиновна — “Отличник Министерства геологии”, ветеран труда. — Елена Константиновна, как Вы сами оцениваете свою прожитую жизнь? — В целом мою судьбу можно назвать благополучной. А вот судьба моих близких искалечена. В чем их вина? В том, что наши предки своим усердием выслужили дворянское достоинство? Но ведь служили они во славу и благо России... Что нам пришлось пережить... Но, несмотря на это, я не хотела бы иметь других предков. Я горжусь ими, и в служении родине всегда стремилась подражать им. В своей жизни я сделала все, что могла. Лишь иногда, кажется, что не будь моя жизнь такой корявой, я могла бы сделать больше... Но в целом мне грех укорять свою судьбу — ведь я осталась жива... А брат Дмитрий погиб. Он был блистательно образованный человек. Знал два европейских языка. Между прочим, оценивая его способности, Ольга Сократовна Чернышевская предрекала ему незаурядную будущность. Дмитрий был ее крестником. Петроградский политехнический институт он закончил по двум специальностям: по деревянному судостроению и как авиаконструктор. Кстати, полярный летчик Борис Чухновский был его ближайшим другом. Работал Дмитрий на нашем Балтийском заводе. Занимался морскими рыболовными траулерами и катерами. В 1935 году он был арестован. Его жену и двух малолетних детей сослали вместе с нами в Актюбинскую область, а Дмитрия — в концлагерь, там он и погиб. Мама пережила ссылку. Из Оренбурга в Ленинград она вернулась лишь в 1956 году. Здесь, десять лет спустя умерла, на 91 году жизни. Вот так сложилась моя судьба. Если считать, что прожила я напряженную трудовую жизнь, занималась любимой работой, заработала достаточную пенсию, имею вполне приличную квартиру, — могу ли я жаловаться на свою судьбу?
* * * Пушкин писал: “Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно: не уважать оной есть постыдное малодушие”. Мудрость Пушкина бесспорна, но мы, к сожалению, не можем сегодня повторить эти слова. Знает, любит и глубоко помнит историю своего рода, в лучшем случае, одна семья из тысячи. А большинство помнят предков не далее третьего колена. Прежде, как следует из этой истории, мы если и помнили о своих предках то говорили о них с оглядкой, тем более, если они являлись представителями привилегированного класса… Во времена оны это значило, что они не умещались в прокрустово ложе понятий власть имущих о достоинствах и недостатках личности. Хотя на этот счет есть критерий добра и зла. Если человек в своей жизни руководствовался высоконравственными принципами, то им “не только можно, но и должно” гордиться, при каком бы социальном строе он не жил, и к какому бы классу не принадлежал. Чуть ли не столетие всеми средствами в наше сознание внедрялись сословные предрассудки и высокомерно-пренебрежительное отношение к предкам, людям и достойным, и порядочным, но вышедшим не из рабочих или крестьян. Карамзин говорил: “Государственное правило ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному”. У нас такого “государственного правила” пока нет, но его необходимо прививать нашим согражданам. Иначе от забытых предков ниточка тянется к забытым памятникам культуры, оскверненным надгробным памятникам и доведенным до полного разорения некрополям. Все это звенья одной порочной цепи, усугубляющей и без того слабое нравственное здоровье общества. Поэтому назрела необходимость в создании разумных, высоконравственных “государственных правил”, определяющих наше принципиальное отношение к прошлому, как близкому, так и далеком. ж-л "Диалог", № 14-15, 1989
Другие статьи автора можно прочитать по ссылке:
Страницы: 1 2 3 #
|
Текущий рейтинг темы: Нет |
|