|
|
|
 |
Следы государственной деятельности Бенкендорфов ведут в Калужскую губернию, где находились их родовые поместья. Известнейший из жандармов России был старшим из четырех детей генерала от инфантерии, рижского гражданского губернатора в 1796—1799 годах Христофора Ивановича Бенкендорфа и баронессы Анны-Юлианы Шеллинг фон Канштадт. Его прадед немец Иоганн Бенкендорф, был бургомистром в Риге и возведен королем Швеции Карлом в дворянское достоинство. Дед его Иоганн-Михаэль Бенкендорф, по-русски Иван Иванович, был генерал-поручиком и обер-комендантом Ревеля. С ним, умершим в чине генерал-лейтенанта, связано приближение Бенкендорфов к российскому престолу. Екатерина II после смерти Ивана Ивановича в память 25-летней «беспорочной службы в русской армии» сделала его вдову Софию Елизавету, урожденную Ригеман фон Левенштерн, воспитательницей великих князей — Александра и Константина Павловичей. В этой роли она пребывала четыре года, которых оказалось достаточно, чтобы сыграть большую роль в судьбе и карьере будущих внуков.
Александр Христофорович Бенкендорф родился 23 июня 1783 года. Благодаря дворцовым связям бабушки и матери, приехавшей в Россию из Дании в свите будущей императрицы Марии Федоровны, карьера его была определена сразу. В 15 лет юношу зачислили унтер-офицером в привилегированный лейб-гвардии Семеновский полк. Производство его в поручики также последовало очень быстро. В этом чине он стал флигель-адъютантом Павла I. Однако, благоприятные перспективы, связанные с почетной должностью флигель-адъютанта императора, не продлились долго. В 1803 году непредсказуемый Павел отправляет его на Кавказ, что даже отдаленно не напоминало дипломатические вояжи в Германию, Грецию и Средиземноморье, куда император отправлял молодого Бенкендорфа. Кавказ с его изнурительной и кровавой войной с горцами стал настоящей проверкой на мужество и способность руководить людьми, которую Бенкендорф прошел достойно. За конную атаку при штурме крепости Ганжи он был награжден орденами Св. Анны и Св. Владимира IV степени. Кавказские баталии вскоре сменились европейскими. В прусской кампании 1806—1807 годов за битву при Прейсиш-Эйлау Бенкендорф был произведен в капитаны, а потом и в полковники. Затем последовали русско-турецкие войны под командованием казачьего атамана М. И. Платова, тяжелейшие бои при переправе через Дунай, взятие Силистрии. В 1811 году Бенкендорф во главе двух полков совершает отчаянную вылазку из крепости Ловчи к крепости Рущук через неприятельскую территорию. Этот прорыв приносит ему «Георгия» IV степени. В первые недели наполеоновского вторжения Бенкендорф командует авангардом отряда барона Винценгороде, 27 июля под его предводительством отряд произвел блистательную атаку при Велиже. После освобождения от неприятеля Москвы Бенкендорф был назначен комендантом разоренной столицы. В период преследования наполеоновской армии он взял и плен трех генералов и более 6 000 наполеоновских солдат. В кампании 1813-го во главе «летучих» отрядов разбил французов при Темпельберге, за что был удостоен «Св. Георгия» III степени, затем вынудил неприятеля сдать Фюрстенвальд. Вскоре он со своим отрядом был уже в Берлине. За беспримерное мужество, проявленное во время трехдневного прикрытия прохода русских войск к Дессау и Роскау, был награжден золотой саблей с алмазами. Дальше — стремительный рейд в Голландию и полный разгром там неприятеля, затем Бельгия – его отрядом взяты города Лувен и Мехельн, где у французов были отбиты 24 орудия и 600 пленных англичан. Потом, в 1814-м, был Люттих, сражение под Красным, где он командовал всей конницей графа Воронцова. Награды следовали одна за другой — помимо «Георгия» III и IV степеней, еще «Анна» I степени, «Владимир», несколько иностранных орденов. Одних шпаг за храбрость у него оказалось три. Войну он закончил в звании генерал-майора. В этом чине в марте 1819 года Бенкендорф был назначен начальником штаба Гвардейского корпуса.
Однако безупречная репутация воина за Отечество, которое ставила Александра Христофоровича в ряд выдающихся военачальников, не принесла ему той славы среди сограждан, которая сопутствовала участникам Отечественной войны. Его портрет в знаменитой галерее героев 1812 года у многих вызывает нескрываемое удивление. А ведь он был храбрым воином и талантливым военачальником. Хотя в истории немало человеческих судеб, в которых одна половина жизни отменяет другую. Жизнь Бенкендорфа — яркий тому пример. Он одним из первых понял, к чему может привести «брожение умов», те рассуждения и мысли, которые вызревали в офицерских собраниях. В сентябре 1821 года на стол императору Александру I была положена записка о тайных обществах, существующих в России, и о «Союзе благоденствия». В ней высказывалась идея о необходимости создания в государстве специального органа, который бы мог держать под надзором настроение общественного мнения и пресекать противоправную деятельность. Автор также называл поименно тех, в чьих умах поселился дух свободомыслия. И это обстоятельство роднило записку с доносом.
Искреннее желание предотвратить расстройство существующего государственного порядка и надежда на то, что Александр вникнет в суть написанного, не оправдались. Общеизвестно сказанное Александром об участии тайных обществ: “Не мне их судить”. Это выглядело благородно: император и сам вольнодумствовал, замышляя крайне смелые реформы. А вот поступок Бенкендорфа был далек от благородства. 1 декабря 1821 года раздраженный император отстранил Бенкендорфа от командования Гвардейским штабом, назначив его командиром Гвардейской кирасирской дивизии. Это была явная немилость. Бенкендорф в тщетных попытках понять, чем она вызвана, снова писал Александру. Вряд ли он догадывался, что императора оскорбила эта бумага и он преподал ему урок.
Через несколько месяцев императора не стало. А 14 декабря 1825-го Петербург взорвался восстанием на Сенатской площади. То, что стало едва ли не самой возвышенной и романтичной страницей русской истории, свидетелям того памятного декабрьского дня таковым не казалось. Очевидцы пишут об оцепеневшем от ужаса городе, о залпах прямой наводкой в плотные шеренги восставших, о тех, кто мертвыми падали лицом в снег, о ручейках крови, стекавших на невский лед. Потом — о запоротых солдатах, повешенных, сосланных в рудники офицерах. Но именно те трагические дни положили начало доверию и дружеской привязанности нового императора Николая I и Бенкендорфа. Утром 14 декабря, узнав о бунте, Николай сказал Александру Христофоровичу: «Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но по крайней мере мы умрем, исполнив наш долг». В день бунта генерал Бенкендорф командовал правительственными войсками, расположенными на Васильевском острове. Потом был членом Следственной комиссии по делу декабристов.
Жестокий урок, преподанный императору 14 декабря, не прошел даром. В отличие от царственного брата Николай I внимательнейшим образом ознакомился со стародавней «запиской» и нашел ее очень дельной. После расправы с декабристами, стоившей и ему немало черных минут, молодой император всячески стремился устранить возможные повторения подобного в будущем. И, надо сказать, не напрасно. Современник тех событий Н. С. Щукин писал об атмосфере, царящей в русском обществе после 14 декабря: «Всеобщее настроение умов было против правительства, не щадили и государя. Молодежь распевала бранные песни, переписывали возмутительные стихи, бранить правительство считалось модным разговором. Одни проповедовали конституцию, другие республику...»
Проект Бенкендорфа являлся, по сути, программой создания в России политической полиции. В январе 1826 года Бенкендорф представил Николаю «Проект об устройстве высшей полиции», в котором писал о том, какими качествами должен обладать ее шеф и о необходимости его безусловного единоначалия. Объяснял Александр Христофорович, для чего обществу полезно иметь подобное учреждение: «Злодеи, интриганы и люди недалекие, раскаявшись в своих ошибках или стараясь искупить свою вину доносом, будут по крайней мере знать, куда им обращаться».
Создаваемая Бенкендорфом система государственной безопасности не отличалась особой сложностью и практически исключала возможные сбои в работе. Все государственные структуры и организации обязаны были оказывать содействие людям «в голубых мундирах. Мозговым центром всей системы стало Третье отделение — учреждение, призванное осуществлять тайный надзор за обществом, а Бенкендорф назначен его главой. Сотрудники вверенной Бенкендорфу службы углубились в деятельность министерств, ведомств, комитетов. Чтобы предоставить императору ясную картину происходящего в империи, Бенкендорф на основании многочисленных отчетов своих сотрудников составлял ежегодный аналитический отчет, уподобляя его топографической карте, предупреждающей, где болото, а где и вовсе пропасть. С присущей ему скрупулезностью Александр Христофорович поделил Россию на 8 государственных округов. В каждом — от 8 до 11 губерний. В каждом округе — свой жандармский генерал. В каждой губернии — по жандармскому отделению. И все эти нити сходились в Санкт-Петербурге на углу набережной Мойки и Гороховой, в штаб-квартире Третьего отделения.
В скором времени последовали первые выводы и обобщения. Бенкендорф указывает императору на истинных самодержцев Российского государства — на бюрократов. «Хищения, подлость, превратное толкование законов — вот их ремесло, — доносит он Николаю. — К несчастью, они-то и правят...». Но Бенкендорф не только доносил, он анализировал действия правительства, чтобы понять, что именно вызывает раздражение общественности. По его мнению, мятеж декабристов явился итогом «обманутых ожиданий» народа. Потому, считал он, общественное мнение необходимо уважать, «его нельзя навязывать, за ним надо следовать... Его не засадишь в тюрьму, а, прижимая, только доведешь до ожесточения».
Круг вопросов, рассматриваемых Третьем отделением был весьма широк. Они касались и государственной безопасности, полицейского сыска, делами политики, государства, образования. В 1838 году шеф Третьего отделения указывает на необходимость строительства железной дороги между Москвой и Петербургом, в 1841-м отмечает большие проблемы в области здравоохранения, в 1842-м предупреждает о всеобщем недовольстве высоким таможенным тарифом, в 1843-м – о «ропоте по поводу рекрутских наборов».
После крушения императорской кареты под Пензой, в котором он ехал с государем, Александр Христофорович стал одним из ближайших сановников Николая I, постоянно сопровождая его в поездках по России и за границей. В 1826 году он назначен командующим Императорской Главной квартирой, сенатором, а с 1831 года членом Комитета министров. В 1832 году государь возвел Александра Христофоровича в графское достоинство, которое в связи с отсутствием у графа мужского потомства было распространено на его родного племянника Константина Константиновича. Николай исключительно высоко ценил Бенкендорфа. «Он ни с кем меня не поссорил, а примирил со многими», — выразился однажды император. Людей, соответствующих подобной характеристике, возле русских царей было немного.
По характеру граф Бенкендорф был влюбчив и имел массу романов. Про знаменитую актрису мадмуазель Жорж, предмет увлечения самого Наполеона, говорили, что ее появление в Петербурге с 1808 по 1812 год было связано не столько с гастролями, сколько с розысками Бенкендорфа, якобы пообещавшего на ней жениться. Первым неудачным браком Александр Христофорович женился на 37-м году жизни на Елизавете Андреевне Бибиковой. Вторым браком граф был женат на Софии Елизавете (Софье Ивановне) Ригеман фон Левенштерн, состоявшей воспитательницей великих князей, будущих императоров Александра и Николая.
Александр Христофорович понимал все негативные стороны своей профессии. Не случайно он писал в своих «Записках», что во время тяжелой болезни, случившейся с ним в 1837 году, был приятно поражен тем, что его дом «сделался местом сборища самого разношерстного общества», а главное — «совершенно независимого по своему положению». «При той должности, которую я занимал, это служило, конечно, самым блестящим отчетом за 11-летнее мое управление, и думаю, что я был едва ли не первый из всех начальников тайной полиции, которого до смерти страшились...». Бенкендорф никогда не предавался особой радости по поводу той власти, которую имел. Видимо, и природный ум, и жизненный опыт и личная благорасположенность императора научили его быть выше обстоятельств.
Однажды, под Пензой на крутом повороте коляска, в которой он ехал с государем, перевернулась. Крушение было серьезно: кучер и адъютант лежали без чувств. Николая сильно придавило каретой. Бенкендорфа откинуло в сторону. Он подбежал, приподнял, сколько было возможно, карету, чтобы император мог выбраться. Тот продолжал лежать и говорил, что не может шевельнуться: наверное, разбито плечо. Бенкендорф увидел, что Николай теряет сознание от боли. Нашел в багаже бутылку вина, плеснул в кружку, заставил выпить. "Видя передо мною сидящим на голой земле с переломанным плечом могущественнейшего владыку... я был невольно поражен этой наглядной сценой ничтожества земного величества. Государю пришла та же мысль, и мы разговорились об этом...»
Известно, что Николай I вызвался взять на себя цензорство над творчеством Пушкина, гений которого, он вполне сознавал. К примеру, прочитав негативный отзыв Булгарина в адрес поэта, император написал Бенкендорфу: «Я забыл Вам сказать, любезный Друг, что в сегодняшнем номере «Северной Пчелы» находится опять несправедливая и памфлетная статья, направленная против Пушкина: поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какую бы то ни было критику на литературные произведения г. Пушкина». И тем не менее в 1826—-1829 году Третье отделение активно осуществляло тайный надзор за поэтом. Бенкендорф лично расследовал очень неприятное для Пушкина дело «о распространении «Андрея Шенье» и «Гавриилиады». Широко введенная Бенкендорфом в практику перлюстрация частных писем в 30-х годах приводила поэта буквально в бешенство. «Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и местному), и царь не стыдится в том признаться...». Эти строки написаны как будто в расчете, что их прочтут и царь, и Бенкендорф. Тяжелая служба, однако, у сильных мира сего, и вряд ли слова человека, исключительность которого признавали оба, скользнули мимо, не задев ни сердца, ни сознания.
Граф Александр Христофорович Бенкендорф умер на пароходе, везшем его из Германии, где он проходил курс длительного лечения, на родину. Ему было за шестьдесят. Жена ждала графа в Фалле, их родовом имении под Ревелем (ныне Таллин). Корабль привез уже покойника. Это была первая могила в их уютном имении. В рабочем кабинете Фалльского замка у него хранился деревянный фрагмент, оставшийся от гроба Александра I, вделанный в бронзу в виде мавзолея. На стене, помимо портретов государей, висела известная акварель Кольмана «Бунт на Сенатской площади». Бульвар, генералы с плюмажами, солдатики с белыми ремнями на темных мундирах, памятник Петру Великому в пушечном дыму... Что-то, не отпускало графа, если держал он эту картину перед глазами. Может быть раскаяние, а может быть гордость за спасенное отечество…«Самый верный и безошибочный суд публики о шефе жандармов будет в то время, когда его не станет», — писал Бенкендорф сам о себе. Но вряд ли он представлял, насколько это время будет отдаленным...
Страницы: 1 2 #
| |
Текущий рейтинг темы: Нет |
|
